Вся эта церковная и политическая борьба конечно нашла себе живой
отголосок в тогдашнем просвещении и литературе народа и, неоднократно
отыскивая себе в последней точку опоры и оружие, вместе с тем втянула ее
в область своих стремлений и планов.
Она создала именно новое направление мысли и умственной деятельности: наряду с древней литературой она выдвинула на первый план священное писание, а среди борьбы с церковной традицией создалось свободное толкование его. В церковной области это вело к бесплодной полемике и сектантству, но в области просвещения и науки оно сделалось громадным шагом вперед и основанием дальнейшего прогресса. Схоластика давила свободу мысли, гуманизм
давал свободу идолопоклоннического подражания, реформация же возложила на науку обязанность самостоятельного, критического исследования, побудила ее к самостоятельной работе. Это направление просвещения появилось в Польше вместе с реформацией благодаря как привозившимся из за-границы книгам, так и знаменитым заграничным ученым, искавшим здесь гостеприимства, так наконец и польской молодежи, толпами отправлявшейся в заграничные университеты, преимущественно немецкие, зараженные протестантским духом. В Польше появилась страстная религиозная полемика, но вместе с тем впервые появилось и изучение греческого и еврейского языков, необходимое для толкования святого писания, пробуждался критический дух, возникали серьезные сочинения религиозного, политического и литературного содержания.
Сверх того Польша до сих пор не имела другой литературы, кроме латинской, уже с конца XIV века появлялись, правда, переводы святого писания и законов с латинского языка на польский (Псалтырь Маргариты, Библия королевы Софии, Молитвенник Ядвиги, перевод польских статутов Святославом из Войцешина и мазовецких Матвеем из Рожана и т. д.), возникшие под чешским влиянием, но эти переводы в виду ничтожного их распространения и отсутствия установившейся орфографии не могли иметь особенно большого влияния и совершенно не создали польского литературного языка. В начале XVI века Станислав Заборовский напечатал первые рассуждения о польской орфографии, в 1552 году появилась в Кракове печатная Жизнь Христа Бальтазара Опетя (Baltazara Оресiа), но только реформация воспитала на классических образцах польский литературный язык. Стремясь действовать на массу, она должна была прежде всего обяснять свои принципы на доступном всякому неучу, следовательно на польском языке. Начались многочисленные переводы библии (Вiblia Seklucyana в 1551 и 1552 г., брестская, изданная старанием Николая Радзивилла в 1563 г., несвижская Симона Будного в 1570 году), сборники протестантских проповедей (Postylle) на польском языке, полемическия сочинения религиозного и политического содержания, возникла польская литература, насквозь проникнутая польским духом, и в ней заблестел Николай Рей из Нагловиц, первый знаменитый польский поэт. Наряду с множеством мелких стихотворений, Рей пишет "Postylle polska" (1556 г.) и философско-нравственные произведения (Собственный портрет честного человека — Wizerunek wlasny сzloweka poczciwego 1558 г. и Зеркало или изображение, в котором всякое сословие может полюбоваться на свои дела,—Zwierciadlo albo ksztalt, w ktorуm kazdy stan snadnie sie moze swym sprawom przypatrzyc r. 1567), в которых, представляя шляхетское общество Сигизмундовского времени, вместе с тем ставит и тот идеал, на высоте которого он хотел бы его видеть. Точно такое же зеркало жизни, полной художественного совершенства и блеска, развивавшегося тогда при дворе короля и знатных панов, давал в то же время (1566 г.) в «Польском дворянине» (Dworzanin polski) один пз лучших польских прозаиков золотого века литературы, Лука Гурницкий.
Грустный контраст с этим развитием просвещения и литературы представлял краковский университет, который со своими многочисленными колониями пользовался монополией общественного образования. Не имели некогда достаточно решимости, чтобы положить секиру у гнилого пня его средневековой организации, пока было еще время для этого. В борьбе схоластики с гуманизмом, какая издавна велась в университете, в конце концов победил бы последний, так как на его стороне стояли гуманисты-епископы. В это время наступила реформация и изменила планы епископов, реформа университета грозила пропагандой протестантизма и потому краковские доктора и магистры с большим триумфом возвращались — к Аристотелю. Нравственно разбитые и бессильные схоластики заботились теперь единственно об удержании многочисленных церковных бенефиций, связанных с кафедрами, и занимаясь ими, совершенно не думали о развитии науки и образовании молодежи.
Когда же на кафедру попадали люди нового направления, из этого возникали соблазнительные споры и замешательства. Поэтому молодежь толпами оставляла университет, а среди той, которая в нем оставалась, исчезла дисциплина и воцарилась великая распущенность и своеволие.
С негодованием смотрели на это сеймовые послы, несколько раз говорили они об этом на сейме и требовали, чтобы государство взяло в свои руки образование молодежи, чтобы при короле была создана образовательная комиссия, которая бы реформировала краковский университет и высшие школы на всем протяжении Речи Посполитой. Этот вопрос нашел себе живой отголосок в тогдашней литературе (особенно сочинение Марыцкого: О школах — О szkolach в 1551 г.) и мог быть решен королем одной его властью без сейма. Но Сигизмунд Август не имел даже столько сочувствия к народному просвещению и образованию, сколько его проявил некогда варвар Ягелло. Нерешительность его в религиозном вопросе сделалась тем подводным камнем, о который разбивались все народные усилия. Пока не был решен этот коренной вопрос, нельзя было указать принципы образования, должно ли оно быть протестантским или католическим, нельзя было и приступить к реформе общественных школ. Оставалась поэтому только частная инициатива. Отдельные вероисповедания основывали свои школы, о деятельности которых мы скажем впоследствии, и молодежь чаще прежнего ездила за границу.
Политика нерешительности и выжидания отразилась и на всем тогдашнем, так высоко развившемся искусстве и литературе. В Польше редки памятники из эпохи чистого возрождения, никто не строил церквей, не зная, какому вероисповеданию будут они служить в ближайшем будущем, католики боялись воздвигать храмы и монастыри, чтобы их не захватили иноверцы, а эти последние помещали свои соборы в частных домах, приспособленных за это время к такой цели, ожидая, пока получат официальное признание и обеспечение будущности. Плоды литературы золотого века в Польше также не соответствуют — главным образом благодаря отсутствию университета, который бы стоял на высоте задачи, сумме просвещения золотого века. Вместо того, чтобы создавать произведения, поражающие величием своей конструкции, самые лучшие силы часто тратились на бесполезную полемику.
В следствии можновладческой анархии и нерешительности Сигизмунда Августа шляхта вторично потерпела поражение с своей программой возрождения и реформы Речи Посполитой. Осуществлены были возвращение имений, религиозная веротерпимость и люблинская уния, но лучшим доказательством того, что все эти три задачи осуществлены были фальшиво, что важнейшее зло не было уничтожено, служит то общее разложение, которое знаменует последние годы правления Сигизмунда Августа. То, что было сперва источником политического развития и силы, не направленное надлежащим образом и испорченное, сделалось лишнпм источником анархии и смуты. Из великого религиозного движения, стремившегося к единству церкви и силе правительства, возникло множество протестантских сект, которые противились теперь всякому усилению правительства, справедливо предвидя, что первое же сильное правительство обратится на их уничтожение. Сейм 1670 года, когда король отказал в признании сандомирского соглашения, воспротивился и дальнейшей реформе финансов и определению порядка избрания короля. В течении нескольких лет догорал еще больной и истощенный последний потомок Ягеллонов, давая в свои последние минуты при своем дворе пример бешеной распущенности. Королем, оттолкнувшем от себя все более высокие умы, овладели люди, угождавшие его страстям, извлекавшие из него громадные выгоды, наконец даже грабившие его в последние минуты жизни. Среди них первое место занимали Мнишки. Народ с сожалением и отвращением отворачивался от этого грустного зрелища. Смерти Сигизмунда Августа ожидали с таким же нетерпением, с каким некогда ожидали смерти Сигизмунда Старого. Но прежде к сходившему со сцены королю питали глубокое уважение, а от молодого наследника ожидали чудес, теперь же, обманувшись так страшно в Сигизмунде Августе, утратили доверие к королям и скорее боялись, чем ожидали нового монарха. 7-го июля 1572 года последний из Ягеллонов умер в Кнышине.
Она создала именно новое направление мысли и умственной деятельности: наряду с древней литературой она выдвинула на первый план священное писание, а среди борьбы с церковной традицией создалось свободное толкование его. В церковной области это вело к бесплодной полемике и сектантству, но в области просвещения и науки оно сделалось громадным шагом вперед и основанием дальнейшего прогресса. Схоластика давила свободу мысли, гуманизм
давал свободу идолопоклоннического подражания, реформация же возложила на науку обязанность самостоятельного, критического исследования, побудила ее к самостоятельной работе. Это направление просвещения появилось в Польше вместе с реформацией благодаря как привозившимся из за-границы книгам, так и знаменитым заграничным ученым, искавшим здесь гостеприимства, так наконец и польской молодежи, толпами отправлявшейся в заграничные университеты, преимущественно немецкие, зараженные протестантским духом. В Польше появилась страстная религиозная полемика, но вместе с тем впервые появилось и изучение греческого и еврейского языков, необходимое для толкования святого писания, пробуждался критический дух, возникали серьезные сочинения религиозного, политического и литературного содержания.
Сверх того Польша до сих пор не имела другой литературы, кроме латинской, уже с конца XIV века появлялись, правда, переводы святого писания и законов с латинского языка на польский (Псалтырь Маргариты, Библия королевы Софии, Молитвенник Ядвиги, перевод польских статутов Святославом из Войцешина и мазовецких Матвеем из Рожана и т. д.), возникшие под чешским влиянием, но эти переводы в виду ничтожного их распространения и отсутствия установившейся орфографии не могли иметь особенно большого влияния и совершенно не создали польского литературного языка. В начале XVI века Станислав Заборовский напечатал первые рассуждения о польской орфографии, в 1552 году появилась в Кракове печатная Жизнь Христа Бальтазара Опетя (Baltazara Оресiа), но только реформация воспитала на классических образцах польский литературный язык. Стремясь действовать на массу, она должна была прежде всего обяснять свои принципы на доступном всякому неучу, следовательно на польском языке. Начались многочисленные переводы библии (Вiblia Seklucyana в 1551 и 1552 г., брестская, изданная старанием Николая Радзивилла в 1563 г., несвижская Симона Будного в 1570 году), сборники протестантских проповедей (Postylle) на польском языке, полемическия сочинения религиозного и политического содержания, возникла польская литература, насквозь проникнутая польским духом, и в ней заблестел Николай Рей из Нагловиц, первый знаменитый польский поэт. Наряду с множеством мелких стихотворений, Рей пишет "Postylle polska" (1556 г.) и философско-нравственные произведения (Собственный портрет честного человека — Wizerunek wlasny сzloweka poczciwego 1558 г. и Зеркало или изображение, в котором всякое сословие может полюбоваться на свои дела,—Zwierciadlo albo ksztalt, w ktorуm kazdy stan snadnie sie moze swym sprawom przypatrzyc r. 1567), в которых, представляя шляхетское общество Сигизмундовского времени, вместе с тем ставит и тот идеал, на высоте которого он хотел бы его видеть. Точно такое же зеркало жизни, полной художественного совершенства и блеска, развивавшегося тогда при дворе короля и знатных панов, давал в то же время (1566 г.) в «Польском дворянине» (Dworzanin polski) один пз лучших польских прозаиков золотого века литературы, Лука Гурницкий.
Грустный контраст с этим развитием просвещения и литературы представлял краковский университет, который со своими многочисленными колониями пользовался монополией общественного образования. Не имели некогда достаточно решимости, чтобы положить секиру у гнилого пня его средневековой организации, пока было еще время для этого. В борьбе схоластики с гуманизмом, какая издавна велась в университете, в конце концов победил бы последний, так как на его стороне стояли гуманисты-епископы. В это время наступила реформация и изменила планы епископов, реформа университета грозила пропагандой протестантизма и потому краковские доктора и магистры с большим триумфом возвращались — к Аристотелю. Нравственно разбитые и бессильные схоластики заботились теперь единственно об удержании многочисленных церковных бенефиций, связанных с кафедрами, и занимаясь ими, совершенно не думали о развитии науки и образовании молодежи.
Когда же на кафедру попадали люди нового направления, из этого возникали соблазнительные споры и замешательства. Поэтому молодежь толпами оставляла университет, а среди той, которая в нем оставалась, исчезла дисциплина и воцарилась великая распущенность и своеволие.
С негодованием смотрели на это сеймовые послы, несколько раз говорили они об этом на сейме и требовали, чтобы государство взяло в свои руки образование молодежи, чтобы при короле была создана образовательная комиссия, которая бы реформировала краковский университет и высшие школы на всем протяжении Речи Посполитой. Этот вопрос нашел себе живой отголосок в тогдашней литературе (особенно сочинение Марыцкого: О школах — О szkolach в 1551 г.) и мог быть решен королем одной его властью без сейма. Но Сигизмунд Август не имел даже столько сочувствия к народному просвещению и образованию, сколько его проявил некогда варвар Ягелло. Нерешительность его в религиозном вопросе сделалась тем подводным камнем, о который разбивались все народные усилия. Пока не был решен этот коренной вопрос, нельзя было указать принципы образования, должно ли оно быть протестантским или католическим, нельзя было и приступить к реформе общественных школ. Оставалась поэтому только частная инициатива. Отдельные вероисповедания основывали свои школы, о деятельности которых мы скажем впоследствии, и молодежь чаще прежнего ездила за границу.
Политика нерешительности и выжидания отразилась и на всем тогдашнем, так высоко развившемся искусстве и литературе. В Польше редки памятники из эпохи чистого возрождения, никто не строил церквей, не зная, какому вероисповеданию будут они служить в ближайшем будущем, католики боялись воздвигать храмы и монастыри, чтобы их не захватили иноверцы, а эти последние помещали свои соборы в частных домах, приспособленных за это время к такой цели, ожидая, пока получат официальное признание и обеспечение будущности. Плоды литературы золотого века в Польше также не соответствуют — главным образом благодаря отсутствию университета, который бы стоял на высоте задачи, сумме просвещения золотого века. Вместо того, чтобы создавать произведения, поражающие величием своей конструкции, самые лучшие силы часто тратились на бесполезную полемику.
В следствии можновладческой анархии и нерешительности Сигизмунда Августа шляхта вторично потерпела поражение с своей программой возрождения и реформы Речи Посполитой. Осуществлены были возвращение имений, религиозная веротерпимость и люблинская уния, но лучшим доказательством того, что все эти три задачи осуществлены были фальшиво, что важнейшее зло не было уничтожено, служит то общее разложение, которое знаменует последние годы правления Сигизмунда Августа. То, что было сперва источником политического развития и силы, не направленное надлежащим образом и испорченное, сделалось лишнпм источником анархии и смуты. Из великого религиозного движения, стремившегося к единству церкви и силе правительства, возникло множество протестантских сект, которые противились теперь всякому усилению правительства, справедливо предвидя, что первое же сильное правительство обратится на их уничтожение. Сейм 1670 года, когда король отказал в признании сандомирского соглашения, воспротивился и дальнейшей реформе финансов и определению порядка избрания короля. В течении нескольких лет догорал еще больной и истощенный последний потомок Ягеллонов, давая в свои последние минуты при своем дворе пример бешеной распущенности. Королем, оттолкнувшем от себя все более высокие умы, овладели люди, угождавшие его страстям, извлекавшие из него громадные выгоды, наконец даже грабившие его в последние минуты жизни. Среди них первое место занимали Мнишки. Народ с сожалением и отвращением отворачивался от этого грустного зрелища. Смерти Сигизмунда Августа ожидали с таким же нетерпением, с каким некогда ожидали смерти Сигизмунда Старого. Но прежде к сходившему со сцены королю питали глубокое уважение, а от молодого наследника ожидали чудес, теперь же, обманувшись так страшно в Сигизмунде Августе, утратили доверие к королям и скорее боялись, чем ожидали нового монарха. 7-го июля 1572 года последний из Ягеллонов умер в Кнышине.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.