Второй период борьбы из-за реформы Речи Посполитой. (1562 — 1572 гг).
Только московская война открыла Сигизмунду глаза на внутренние отношения страны, решительно убедила его, что можновладство далеко не такой элемент, на который можно безопасно опираться, и ясно указала, что оно отстраняется от государственных обязанностей и заботится только о собственной выгоде. Польские сеймы не без причины медлили с поддержкой Литвы, как скоро Литва желала образовать отдельное государство, сеймы медлили с постановлением податей, раз от их уплаты освобождались паны и епископы, и этот последний аргумент, отказ в податях, в первый раз оказал влияние на ум слабого короля. Расхищенные имения, пустая казна, вторгающийся в границы Литвы неприятель, попрятавшиеся по углам паны, такое положение наконец убедило Августа и толкнуло его в объятия шляхты, которую он с презрением отдалял от себя в течении четырнадцати лет. В 1561 году начался второй период борьбы из-за реформы Речи Посиолитой, в котором король встал на стороне шляхты и её политической программы, принимая однако из последней только некоторые пункты.
На первом месте стало возвращение коронных имений, его окончательно совершил сейм 1566 года в известных, стесненных, впрочем, границах. Коронные имения были отобраны в пользу государственной казны и разделены на две категории: одни из них, так называемые королевские столовые имения, должны были служить на содержание королевского двора, другие, разделенные на староства, король раздавал в аренду людям, отличившимся заслугами отечеству, и три четверти уплачиваемого с них чинша обращал на государственные расходы, а одна четверть, так называемая кварта, предназначалась на содержание так называемого квартяного войска. Таким образом казна получала некоторые небольшие, но постоянные доходы, и на границах страны поставлено было немногочисленное, но постоянное войско, обеспечивавшее ее, по крайней мере на первое время, от неожиданных татарских нападений.
Вся эта военно-финансовая реформа имела однако еще и другое значение для будущего. На место хозяйства, ведшегося в коронных имениях королевскими чиновниками, влодарями и прокураторами, установили систему отдачи этих имений в пожизненную аренду. Арендаторы назывались старостами, но не обладали никакою властью, не были чиновниками, как их соименники, старосты гродские. Эта система аренд не была бы безусловно вредной, если бы имения отдавали тому, кто предлагал самый высокий чинш. Но доходы имений оценивались очень низко, чинш не возвышался соответственно им, и этот чинш принимал такие ничтожные размеры сравнительно с действительными доходами, что аренда коронных имений была подарком и благодеянием для того, кто ее получал. Шляхта, во что-бы то ни стало, желала от государства щедрых наград и, не довольствуясь должностями, придумала себе доходные аренды. С этих пор староства играют громадную роль в общественной жизни, всякий старается добыть себе староство, ради них одни прислуживаются королю, другие видят лучшее средство в решительной оппозиции, которая вынуждает короля смягчить оппонента староством. Вещь, которая должна была служить для награждения действительных заслуг, обращается в средство политического подкупа.
Экономическая реформа на этих сеймах не окончилась однако королевскими имениями, но приняла более широкие размеры и прежде всего изменила прежнее положение городов, исполнив те желания, которые шляхта проявляла уже с XV века, но до сих пор напрасно.
Шляхта не ошибалась, считая Польшу земледельческой страной, видя все свое богатство в сырых произведениях и не допуская никаких ограничений в торговле этими произведениями. Вывоз хлеба, коней, рогатого скота и вообще сырых произведений, не стесняемый никакими пошлинами, принял действительно громадные размеры. Висла и Неман составляли главные пути этого вывоза, Гданск и Кролевец — главные места сбыта и склада. Шляхта не заботилась однако о том, чтобы удержать и эксплуатировать у себя те миллионы, которые этот вывоз приносил в страну, их как можно скорее возвращали заграницу и притом с щедрой придачей за предметы удобства и роскоши. С каждым годом уменьшалось богатство народа, а шляхта, приписывая это исключительно роскоши, стала издавать на сеймах законы против роскоши, которые, само собой, не могли быть осуществлены. Зло коренилось в чем-то другом.
Прежде всего в полном упадке домашней промышленности. Промышленность страны земледельческой никогда не может соперничать с промышленностью тех стран, которые занимаются ею преимущественно и обладают соответственными условиями для её развития. Польская промышленность, чтобы не пасть совершенно вследствие соперничества с западной, нуждалась в разумной охране, те произведения, фабрикация которых на месте могла быть осуществлена также легко и дешево, нуждались в протекционных пошлинах на соответственные заграничные произведения. Этого спасительного принципа не могла однако или не хотела понять польская шляхта. Для неё дело заключалось только в том, чтобы иметь возможность получить все, что ей было нужно, по самым дешевым ценам, и, не заботясь о родной промышленности, проникнутая презрением и завистью к мещанам, которые до тех пор не раз ее эксплуатировали, она устранила все пошлины и осуществила принцип полной и безусловной свободы торговли с иностранными государствами. Это уничтожило всю польскую промышленность, некогда такую цветущую, и довело до того, что все, включительно до самых простых и необходимых произведений, поляки привозили из-заграшщы, становясь в зависимость от её милости и вывозя все деньги.
Но и этого недостаточно. Шляхте, заботившейся о дешевизне нужных ей предметов, беспрестанно казалось, что купеческое сословие в городах эксплуатирует ее и обогащается путем её обмана. Поэтому, разрушая промышленность, она начала ограничивать и народную торговлю. Такое средство, как требование от купцов присяги, что они не будут брать со своих товаров прибыли больше той, какая была назначена законом, было только смешным. Но другие средства повели к самым вредным результатам. Воеводам вручен был непосредственный надзор над внутренней администрацией городов, а в особенности право и обязанность установления обязательных цен товаров, право, из которого они, конечно, делали широкое употребление в пользу землевладельческого сословия. Шляхте, поселяющейся в городах, и мещанам, владеющим поземельными имениями, запрещено было «мерить локтем и квартой, т.е. заниматься мелкой промышленностью и торговлей.
Происходило же это в то время, когда торговое положение польских городов было уже сильно поколеблено вследствие других причин. Оно в течении средних веков основывалось на великом европейском торговом пути, который проходил через Польшу, соединяя Запад с Черным морем и Востоком. Завоевание Константинополя Турками в 1453 году и занятие берегов Черного моря татарскими ордами пресекло и уничтожило эту дорогу и отвратило от Польши торговлю, которая тем временем открыла новые миры, обогатила западные народы, неслыханно подняла их, открыла их промышленности новые, неизвестные области и оставила польское торговое и ремесленное население за пределами этого развития и движения. Так расшатывались основы экономического положения Польши, а польские сеймы, вместо того, чтобы по мере возможности мешать этому и думать о помощи злу, замыкались в интересах шляхетской касты и в непонятном ослеплении запрещали польским купцам ездить за товарами заграницу. Шляхта желала получать их более дешево из первых рук и предпочитала допустить в страну чужих купцов и предоставить им первенство перед своими. Так один за другим следовали удары, которые, убивая польскую промышленность и торговлю, подкапывали экономическое положение городов. Падение их было уже неизбежно, и мещанский элемент, который мог и должен был сыграть роль в польской общественной п политической жизни, был с этих пор потерян для Польши.
Только московская война открыла Сигизмунду глаза на внутренние отношения страны, решительно убедила его, что можновладство далеко не такой элемент, на который можно безопасно опираться, и ясно указала, что оно отстраняется от государственных обязанностей и заботится только о собственной выгоде. Польские сеймы не без причины медлили с поддержкой Литвы, как скоро Литва желала образовать отдельное государство, сеймы медлили с постановлением податей, раз от их уплаты освобождались паны и епископы, и этот последний аргумент, отказ в податях, в первый раз оказал влияние на ум слабого короля. Расхищенные имения, пустая казна, вторгающийся в границы Литвы неприятель, попрятавшиеся по углам паны, такое положение наконец убедило Августа и толкнуло его в объятия шляхты, которую он с презрением отдалял от себя в течении четырнадцати лет. В 1561 году начался второй период борьбы из-за реформы Речи Посиолитой, в котором король встал на стороне шляхты и её политической программы, принимая однако из последней только некоторые пункты.
На первом месте стало возвращение коронных имений, его окончательно совершил сейм 1566 года в известных, стесненных, впрочем, границах. Коронные имения были отобраны в пользу государственной казны и разделены на две категории: одни из них, так называемые королевские столовые имения, должны были служить на содержание королевского двора, другие, разделенные на староства, король раздавал в аренду людям, отличившимся заслугами отечеству, и три четверти уплачиваемого с них чинша обращал на государственные расходы, а одна четверть, так называемая кварта, предназначалась на содержание так называемого квартяного войска. Таким образом казна получала некоторые небольшие, но постоянные доходы, и на границах страны поставлено было немногочисленное, но постоянное войско, обеспечивавшее ее, по крайней мере на первое время, от неожиданных татарских нападений.
Вся эта военно-финансовая реформа имела однако еще и другое значение для будущего. На место хозяйства, ведшегося в коронных имениях королевскими чиновниками, влодарями и прокураторами, установили систему отдачи этих имений в пожизненную аренду. Арендаторы назывались старостами, но не обладали никакою властью, не были чиновниками, как их соименники, старосты гродские. Эта система аренд не была бы безусловно вредной, если бы имения отдавали тому, кто предлагал самый высокий чинш. Но доходы имений оценивались очень низко, чинш не возвышался соответственно им, и этот чинш принимал такие ничтожные размеры сравнительно с действительными доходами, что аренда коронных имений была подарком и благодеянием для того, кто ее получал. Шляхта, во что-бы то ни стало, желала от государства щедрых наград и, не довольствуясь должностями, придумала себе доходные аренды. С этих пор староства играют громадную роль в общественной жизни, всякий старается добыть себе староство, ради них одни прислуживаются королю, другие видят лучшее средство в решительной оппозиции, которая вынуждает короля смягчить оппонента староством. Вещь, которая должна была служить для награждения действительных заслуг, обращается в средство политического подкупа.
Экономическая реформа на этих сеймах не окончилась однако королевскими имениями, но приняла более широкие размеры и прежде всего изменила прежнее положение городов, исполнив те желания, которые шляхта проявляла уже с XV века, но до сих пор напрасно.
Шляхта не ошибалась, считая Польшу земледельческой страной, видя все свое богатство в сырых произведениях и не допуская никаких ограничений в торговле этими произведениями. Вывоз хлеба, коней, рогатого скота и вообще сырых произведений, не стесняемый никакими пошлинами, принял действительно громадные размеры. Висла и Неман составляли главные пути этого вывоза, Гданск и Кролевец — главные места сбыта и склада. Шляхта не заботилась однако о том, чтобы удержать и эксплуатировать у себя те миллионы, которые этот вывоз приносил в страну, их как можно скорее возвращали заграницу и притом с щедрой придачей за предметы удобства и роскоши. С каждым годом уменьшалось богатство народа, а шляхта, приписывая это исключительно роскоши, стала издавать на сеймах законы против роскоши, которые, само собой, не могли быть осуществлены. Зло коренилось в чем-то другом.
Прежде всего в полном упадке домашней промышленности. Промышленность страны земледельческой никогда не может соперничать с промышленностью тех стран, которые занимаются ею преимущественно и обладают соответственными условиями для её развития. Польская промышленность, чтобы не пасть совершенно вследствие соперничества с западной, нуждалась в разумной охране, те произведения, фабрикация которых на месте могла быть осуществлена также легко и дешево, нуждались в протекционных пошлинах на соответственные заграничные произведения. Этого спасительного принципа не могла однако или не хотела понять польская шляхта. Для неё дело заключалось только в том, чтобы иметь возможность получить все, что ей было нужно, по самым дешевым ценам, и, не заботясь о родной промышленности, проникнутая презрением и завистью к мещанам, которые до тех пор не раз ее эксплуатировали, она устранила все пошлины и осуществила принцип полной и безусловной свободы торговли с иностранными государствами. Это уничтожило всю польскую промышленность, некогда такую цветущую, и довело до того, что все, включительно до самых простых и необходимых произведений, поляки привозили из-заграшщы, становясь в зависимость от её милости и вывозя все деньги.
Но и этого недостаточно. Шляхте, заботившейся о дешевизне нужных ей предметов, беспрестанно казалось, что купеческое сословие в городах эксплуатирует ее и обогащается путем её обмана. Поэтому, разрушая промышленность, она начала ограничивать и народную торговлю. Такое средство, как требование от купцов присяги, что они не будут брать со своих товаров прибыли больше той, какая была назначена законом, было только смешным. Но другие средства повели к самым вредным результатам. Воеводам вручен был непосредственный надзор над внутренней администрацией городов, а в особенности право и обязанность установления обязательных цен товаров, право, из которого они, конечно, делали широкое употребление в пользу землевладельческого сословия. Шляхте, поселяющейся в городах, и мещанам, владеющим поземельными имениями, запрещено было «мерить локтем и квартой, т.е. заниматься мелкой промышленностью и торговлей.
Происходило же это в то время, когда торговое положение польских городов было уже сильно поколеблено вследствие других причин. Оно в течении средних веков основывалось на великом европейском торговом пути, который проходил через Польшу, соединяя Запад с Черным морем и Востоком. Завоевание Константинополя Турками в 1453 году и занятие берегов Черного моря татарскими ордами пресекло и уничтожило эту дорогу и отвратило от Польши торговлю, которая тем временем открыла новые миры, обогатила западные народы, неслыханно подняла их, открыла их промышленности новые, неизвестные области и оставила польское торговое и ремесленное население за пределами этого развития и движения. Так расшатывались основы экономического положения Польши, а польские сеймы, вместо того, чтобы по мере возможности мешать этому и думать о помощи злу, замыкались в интересах шляхетской касты и в непонятном ослеплении запрещали польским купцам ездить за товарами заграницу. Шляхта желала получать их более дешево из первых рук и предпочитала допустить в страну чужих купцов и предоставить им первенство перед своими. Так один за другим следовали удары, которые, убивая польскую промышленность и торговлю, подкапывали экономическое положение городов. Падение их было уже неизбежно, и мещанский элемент, который мог и должен был сыграть роль в польской общественной п политической жизни, был с этих пор потерян для Польши.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.