Мы уже много раз говорили о непрестанных трудах Мечислава и Болеслава над внутренним объединением и устройством обширного государства, мы постоянно оттеняли ту мысль, что Польша обязана своим возникновением и первоначальным величием не столько военному счастью, сколько спокойной внутренней деятельности; следовательно, чтобы создать себе правильное представление о царствовании Мешка и его сына, Болеслава Храброго, мы должны представить картину первоначальной Польши, ими созданной и устроенной.
Начнем с церковной организации. Начало ей положил Мешко, основав познанское епископство, Болеслав же завершил ее в 1000 г., во время пребывания Оттона III в Гнезне. Были основаны три новыя епископства: краковское для Хробации, вроцлавское для Силезии, колобрежское для Поморья; во-главе всей польской церкви было поставлено архиепископство гнезненское. Первым архиепископом был Радым (Гаудентий), брат св. Войцеха, патрона Польши. Этой новой латинской иерархии были подчинены и церкви с славянским богослужением, которое сохранялось в южным «дельницах» и пользовалось уважением наравне с латинским. Позднее были прибавлены еще два епископства: любушское для недавно присоединенных полабских областей и плоцкое для Мазовии, епископство познанное было освобождено от главенства архиепископства магдебургского. Болеслав Храбрый основал много костёлов и монастырей. Костёлы эти, для которых сначала было призываемо иноземное духовенство, а еще более бенедиктинские монастыри в Тыньце, Лысой горе и Мендзыржече (Тржемешне), пожалованные большими земельными угодьями, должны были давать почин культурной и общественной деятельности народа, распространять просвещение и христианство, улучшать земледелие и промышленность. Гнезненская метрополия, непосредственно подчинявшаяся Риму, была характерным признаком независимости государства, которое она обнимала, поэтому Оттон III передал Болеславу все права верховенства над польскою церковью, принадлежавшие по тогдашним понятиям императорам. Польский монарх управлял церковью довольно самовластно, однако духовенство окружал необыкновенным почетом и всегда был готов защищать его всеми силами. Он хорошо понимал, что единство польской церкви, проявлявшееся в направлении её деятельности и влияния, было фактором политического объединения всего народа и государства.
О тогдашнем населении Польши трудно еще говорить, как о народе в собственном смысле. Соединенные в одно государство, племена и "люды" не забыли еще о прежней своей самостоятельности и, кроме того, значительно различались между собой степенью развития благосостояния и цивилизации. Громадная разница была между полудикими, блуждавшими по лесам мазурами, значительная часть которых была языческой, и между слезянами или полянами, издавна исповедывавшими христианство, преданными земледельческому и промышленному труду. Государи усиленно старались уничтожить эти различия. Упразднив вечевые республиканские собрания, они уничтожили все следы самостоятельности племен и «людов», переселяя жителей из одних местностей в другие и мешая их таким образом, они стирали даже территориальные границы племен.
Все государство было разделено на мелкие «поветы» (уезды), которыми управляли чиновники, назначаемые государем и вполне от него зависимые.
Чиновники эти были двух родов. Одни из них имели военную и судебную власть над населением «повета». Они назывались «панами» («жупанами» comites), позднее «каштелянами», так как исправляли свою должность в укрепленных замках, или "гродах" (castrum, castellum), построенных королём в каждом «повете». «Каштеляны» командовали гарнизоном этих замков, в случае войны сзывали все население, обязанное нести военную службу, выступали с ним к пункту, назначенному королем, и вели его в бой.
Военная организация составляла, несомненно, основу государства. Правда, Польша имела еще слишком мало материальных средств для того, чтобы в случае нужды выставить по примеру тогдашнего Запада многочисленные, хорошо вооруженные отряды рыцарей, однако малочисленность войска и недостатки в его вооружении вознаграждались железной организацией, приспособленной к местным условиям. Военная повинность была всеобщей, каждый должен был ее отбывать по королевскому приказу. В мирное время население каждого «повета» поправляло свой укрепленный «грод» и, доставляя ему поочередно меняющиеся гарнизоны, приобретало навык в военном деле. Потом эту повинность заменили налогом, называемым «стружа» («stroza»= сторожевые), а за то в "гродах" были поставлены постоянные рыцарские гарнизоны. Постоянные опасности и частые походы развили в народе воинственный дух, наказания за неповиновение и трусость были ужасны, неповиновение было исключением, самопожертвование — безграничным. Прежде чем вступить в страну неприятельское войско должно было пробираться через девственные леса, составлявшие оборонительную границу государства. Никому не позволялось их рубить, напротив, пограничному населению вменялось в обязанность защищать границы посредством так называемых засек, т. е. заваливая всевозможные дороги и тропинки деревьями. Преодолевши эту преграду, неприятель встречал на своем пути много укрепленных замков и в каждом из них, хотя бы самом маленьком, отчаянное сопротивление.
Главную военную силу представляло рыцарство — род постоянной армии, которое государь содержал на свой счет и постоянно упражнял в военном ремесле. Если враг нападал в количестве не слишком большом, король выходил ему навстречу с своей придворной дружиной, состоявшей из нескольких тысяч отборных, лучше вооруженных воинов. Мешко I и на войне, и в мирное время не делал ни шагу без своей придворной дружины и только с нею одною предпринимал менее важные наступательные походы. Отражая большие нашествия и сам в свою очередь предпринимая их, король присоединял к дружине гарнизоны отдельных «гродов». Весь народ призывался к оружию в случаях, когда угрожало страшное нашествие немцев. Поляки в те времена не могли верить в благоприятный исход сражения с немцами в открытом поле и поэтому они предпочитали вести партизанскую войну. Талант Болеслава, необыкновенная бдительность и подвижность его войска, знакомство с собственной страной, наконец огромные препятствия, которые затрудняли походы больших тяжело вооруженных немецких армий в стране, тогда еще дикой — все давало в конце-концов перевес в борьбе полякам.
Другую ветвь иерархии составляли фискальные («скарбовые») чиновники. Польский князь, а потом король был собственником всей территории государства, за исключением относительно небольшого количества земель, оставленных во владении прежних племенных князей и пожалованных костёлам или знатным светским лицам. Этот взгляд развился сам собою без всякого насильственного переворота, до возникновения Пястовской монархии земля, как мы знаем, составляла собственность не отдельных лиц, а политических союзов, права которых перешли к государю, занявшему их место. Итак, все население сидело на княжеской земле и назначенные князем чиновники управляли его трудом и надзирали за ним. Одни должны были заниматься охотою, другие — земледелием и скотоводством, третьи — ремеслами, смотря по способностям, нужде и приказу. Поселения ремесленников обыкновенно основывались в окрестности королевских «гродов» и назывались сообразно занятию или ремеслу жителей, например: коморники, здуны, колодзеи, пекари, скотники, коняры, рыбитвы и т. п.
Каждый «повет» делился на «ополья» («ороlе»); население «ополья» должно было исполнять известные натуральные повинности и платить подати, сообразно с княжескими распоряжениями и установившимся обычаем. Установилась делая система княжеских повинностей, из которых каждая имела свое обычное название. Население обязано было: доставлять подводы чиновникам и посланцам княжеским и перевозить припасы из княжеских амбаров на место их назначения (так называе мый ргzewod = перевод), содержать князя и его двор, когда он являлся в какую-нибудь местность («стан»), платить определенную подать скотом («nazazг = нарез), медом, хлебом («sep»=«ссыпка») и деньгами («poradlne»=«посошное», «подворье»). Довольно долго роль денег исполняли разного рода меха, монета была редка, первоначально только заграничная, византийская, позднее была также и местная, чеканенная на княжеских монетных дворах.
«Влодари» отвозили подати в уездный «грод» и отдавали прокуратору, самому главному фискальному чиновнику в «повесе», «влодари» были подчинены ему. Таким образом в «гродах» накоплялись огромные запасы, ожидавшие княжеских распоряжений. Запасы эти предназначались на содержание чиновников и "гродского" гарнизона и на вооружение и содержание войска в случае войны, на эти же средства король устраивал пиры для всего населения в торжественные дни, раздавал одежду и орудия, а в случае голода иди на нужды или пособия.
Следовательно, все государство было первоначально одним громадным поместьем, а все жители — земледельцами. Отягощенные военной службой и различными податями и повинностями, они не имели поземельной собственности, но владели наследственно определенными землями. Хотя земледельцам нередко приходилось по приказу монарха менять место жительства и род занятия, однако можно сказать, что они были лично свободны, так как подчинялись только государю и его чиновникам и не имели над собой никаких других господ. Только жалуя костёлам земли, государи отдавали значительную часть сельского населения под власть церкви (ascripti ecclesiae), но власть эта заключалась только в праве взимания налогов, прежде шедших в пользу князя; во всем остальном церковные крестьяне подчинялись княжеским чиновникам и призывались в военную службу для защиты страны. Притом тогдашняя церковь была не самостоятельным учреждением, а отраслью государственной службы. Если её государь жаловал населенную землю частному лицу, то он переводил крестьян из этой земли в другия свои владения.
Еще большему надзору подвергались военно-пленные (пруссы, чехи, ятвяги, поморяне и пр.), которых государь поселял на своих землях, у них была особая организация: они делились на десятки и сотни и подчинялись особым чиновникам до тех пор, пока не слились с массой польского сельского населения и не исчезли в ней.
Княжеское хозяйством сравнении с прежними временами, представляло огромный прогресс. Оно вводило экономический принцип разделения труда, вследствие чего производство совершенствовалось медленно, но успешно. Население было принуждено работать более интенсивно, так как плоды его трудов должны были удовлетворять не только потребности самих трудящихся, но и многочисленные нужды государства: содержание монарха и его двора, иерархии духовной и светской, многочисленной рыцарской дружины и «гродских» гарнизонов. В княжеских амбарах накоплялся необходимый для обработки огромных пустошей капитал, состоявший из хлеба, орудий и скота. Все более и более расширялось пространство обрабатываемой земли; хлебопашество и скотоводство получали все больший перевес над звероловством.
Церковно-государственная организация имела, кроме того, важное социальное значение. К постоянной военной службе монарх предназначал значительное количество людей, отрывая их тем самим от экономической деятельности. Из них образовался особый класс «влодыков», или рыцарей, состоявших на полном содержании государя и передававших свое ремесло потомкам. Отдельные личности из этого класса, выделившиеся способностями и заслугами, достигали высших государственных должностей. То же явление повторялось и в церковной службе, так как женатое духовенство передавало свое звание детям и заботилось об их образовании. Нужно, кроме того вспомнить, что и духовенство и рыцарство пополнялось иноземными выходцами, которых государи всеми силами старались привлекать и удерживать в стране.
Рыцарство и духовенство, возникшее и существовавшее благодаря Пястовской монархии, составляли самую сильную опору её в борьбе с сепаратизмом отдельных племен, но этого нельзя было сказать о родах княжеских. По милости монарха потомки прежних князей удержали за собой обширные земли (в Хробации и в Силезии) с правом наследственного владения и вели на них хозяйство по образцу княжеского посредством рабов, над которыми имели полную власть. Часть их эти бывшие князья держали, как прислугу, в своих «гродах», или дворах, которые называли от своего имени (Сецехов, Прандоцин), большую же часть обращали в землепашцев и селили в своих поместьях, причем название селения означало людей, составлявших собственность пана (Сецеховице-Сецеховы люди). Хотя правительственная власть перешла исключительно в руки потомков Пяста, все-таки у этих князей осталось предание о благородном происхождении, внешним признаком которого были родовые рунические знаки, которые они носили на своих знаменах, а позднее на щитах. plcoin.ru Они придавали блеск королевскому двору, а потому король с удовольствием их принимал у себя, назначал их на высокие должности, дарил им земли и военно-пленных, но исключительных прав и привилегий у князей этих не было, всякие же поползновения их, опасные для целости государства, карались с беспримерной суровостью. Притом, хотя князья и пользовались значением и влиянием, однако не могли соперничать с могущественным монархом обширного государства. И они устраивали себе дворы, и они образовали из своих подданных придворные дружины, но все это было в конце концев только бледным отражением двора монарха, представлявшего центр всей народной жизни, к которому по-неволе тяготели и сами князья.
Кроме военной дружины, бывшей чем-то в роде гвардии, двор короля составляли штат особых чиновников и огромное количество слуг. К придворным чинам принадлежали: «чесник» (рincerna), «стольник» (dapifer), «мечник» (ensifer), «хорунжий» (vexillifer), «воевода» (palatinus) — наместник короля, в мирное время и на войне занимавший, следовательно, самый выдающийся пост, «скарбник» (thesaurarius), которому были подчинены все чиновники фиска, «канцлер» (cancellarius), заведовавший королевской канцелярией и помогавший королю в дипломатических отношениях, наконец «коморники» (camerarii), разносившие приказы и судебныя повестки. Кроме того, при дворе Болеслава существовал личный совет короля, состоявший, из двенадцати личных друзей Болеслава, который постоянно с ними пребывал и спрашивал их мнение в важных вопросах.
Вся эта придворная иерархия не имела никакой самостоятельности. Личность государя была всем как при дворе, так и во всем государстве. Все находилось под непосредственным наблюдением короля, он лично отдавал все приказания, сам предводительствовал на войне, сам чинил суд и расправу. Государь не мог издавать никаких общих уставов и распоряжений потому, что никто из его подданных, за исключением духовенства, даже не мог бы и прочитать их, даже самые незначительные дела, задуманные государем, совершались по предначертанному им плану, под его собственным руководством и наблюдением. Король был живым источником права, впрочем все опиралось на исконных обычаях. Оттого король с своим двором никогда долго не пребывал на одном месте, но постоянно объезжал всю страну, узнавал её нужды, награждал и наказывал чиновников, поддерживая при помощи дружины авторитет своей власти, и везде, где останавливался, сзывал население и производил суд и расправу. Поэтому в тогдашней Польше не было собственно никакой столицы, или постоянной королевской резиденции. Несколько королевских «гродов»: Познань, Краков, Плоцк, Вроцлав, имели более выдающееся значение в государстве, здесь король пребывал чаще и дольше, они были лучше укреплены, гарнизоны их были больше, здесь накоплялось больше запасов, около них было сосредоточено более значительное количество ремесленнаго населения.
В судопроизводстве король держался старинных правовых обычаев, а потому судебный процесс оставался старинный, основывавшийся на испытании железом, на поединке и присягах, держались прежние формы договоров, по прежнему полагалась вира за голову убитого, за нанесение ран и за различные убытки, однако старый порядок вещей должен был уступать в тех пунктах, где требовались реформы. Король был выше старинного права, и каждый его судебный приговор, каждый указ создавал новое право. Таким образом со временем развилось королевское право, дополнившее прежнее, бывшее сводом племенных обычаев, именно в сфере уголовной. Нарушитель королевского указа или запрещения, например, человек, совершивший разбой на общественной дороге, оскорбивший духовного или чиновника и т.п., должен был платить королевскую виру, называемую «семьдесят» («siedemdziesiat»); если же виновный не мог уплатить, то он обращался в рабство. Более важные, политические преступления наказывались смертью или уродованием. Дела по всем преступлениям такого рода производил или сам король, или его наместники, по собственной инициативе, не дожидаясь жалобы пострадавшего. Если не удавалось открыть преступника, то за него отвечало все население «ополья», в котором преступление было совершено.
Король смотрел на весь народ, как на одну семью, народ считал короля отцом и опекуном, оказывал ему безусловное доверие, как своему патриарху и слепо повиновался его приказаниям. Итак, мы с полным правом можем назвать первоначальную Польшу государством патриархальным.
Рассмотревши первоначальное устройство польского государства, мы должны признать, что оно было прекрасно приспособлено к тогдашним условиям народнаго быта и вполне отвечало тогдашним требованиям. Польские племена были еще незрелыми и малолетними, они еще не были в состоянии проявлять собственный почин, для них необходима была сильная отцовская власть и отцовское воспитание. К счастью, племена эти нашли в Мешке и Болеславе Храбром столь любящих отцов, столь сильных духом и богатых энергией! В восемьдесят лет из диких, языческих, варварских скопищ они создали государство, уже не раз грозившее соседям, образовали христианский народ, стремившийся посредством усиленного труда к более и более совершенному развитию.
Благодарная память сохранилась о них в потомстве. Не прошло и ста лет, как образы Мешка и его великого сына Болеслава приняли в представлении народа вид каких-то легендарных исполинов, в таком же виде изображает их и Галл, первый польский летописец, живший в начале XII века. Состояние Польши под управлением первых двух королей казалось потомству недостижимым золотым веком. Однако, отдавая должное заслугам первых польских монархов, мы не можем забывать, что во время их царствования народ делает только первые шаги по пути своего развития.
Польша была еще очень мало населена. Государство, состоявшее приблизительно из миллиона с небольшим жителей, разбросанных по обширному пространству, не могло успешно бороться с препятствиями, которые представляла экономическому его развитию природа. О богатстве и благосостоянии в тогдашней Польше не может быть и речи. Двор государя отличался большим искусственным блеском, но масса населения, в сравнении с позднейшими временами, хотя бы даже с временами Кривоустого, была очень бедна. Общество, не имевшее, за исключением немногочисленной шляхты — князей, индивидуальной поземельной собственности, не организовавшееся еще в общины, было лишено всякой самостоятельности по отношению к государю и представляло удобную почву для развития могущественной монархической власти, под управлением такого гениального самодержца, как Болеслав, дисциплина и слепое повиновение заменяли в этом обществе численность и силу, но оно не представляло никакой гарантии прочности своего существования в будущем.
Политические и судебныя учреждения первоначальнаго польского государства были подражанием учреждениям франкской монархии Меровингской и Каролингской эпохи. Эти учреждения лучше всего сохранились в германских марках, основанных на западных окраинах славянства. Воюя с немецкими маркграфами, польские князья изучили организацию их Марк и вводили ее в своем обширном государстве; придавая этой организации народный и патриархальный характер, они делали ее еще более сильной. Но тогдашней Польше все-таки не доставало непосредственной связи с центром тогдашней цивилизации — с романскими странами, от которых ее отделяли Германия и Венгрия. Влияние Италии, влияние римской церкви только раз, в 1000 году достигло Польши, и мы видели, сколь важные последствия имел этот факт! Вообще же завистливая Германия препятствует такому непосредственному влиянию, она парализует хлопоты Болеслава о получении короны из Рима, столь пламенно им желавшейся. Итак, Польша, хотя уже и христианская, находится вне пределов непосредственной деятельности римской курии, последняя не может и интересоваться ею, так как до Рима доходят о ней только смутные слухи. Венгрия, более счастливая в этом отношении, благодаря своему географическому положению, и развивалась гораздо скорее.
Начнем с церковной организации. Начало ей положил Мешко, основав познанское епископство, Болеслав же завершил ее в 1000 г., во время пребывания Оттона III в Гнезне. Были основаны три новыя епископства: краковское для Хробации, вроцлавское для Силезии, колобрежское для Поморья; во-главе всей польской церкви было поставлено архиепископство гнезненское. Первым архиепископом был Радым (Гаудентий), брат св. Войцеха, патрона Польши. Этой новой латинской иерархии были подчинены и церкви с славянским богослужением, которое сохранялось в южным «дельницах» и пользовалось уважением наравне с латинским. Позднее были прибавлены еще два епископства: любушское для недавно присоединенных полабских областей и плоцкое для Мазовии, епископство познанное было освобождено от главенства архиепископства магдебургского. Болеслав Храбрый основал много костёлов и монастырей. Костёлы эти, для которых сначала было призываемо иноземное духовенство, а еще более бенедиктинские монастыри в Тыньце, Лысой горе и Мендзыржече (Тржемешне), пожалованные большими земельными угодьями, должны были давать почин культурной и общественной деятельности народа, распространять просвещение и христианство, улучшать земледелие и промышленность. Гнезненская метрополия, непосредственно подчинявшаяся Риму, была характерным признаком независимости государства, которое она обнимала, поэтому Оттон III передал Болеславу все права верховенства над польскою церковью, принадлежавшие по тогдашним понятиям императорам. Польский монарх управлял церковью довольно самовластно, однако духовенство окружал необыкновенным почетом и всегда был готов защищать его всеми силами. Он хорошо понимал, что единство польской церкви, проявлявшееся в направлении её деятельности и влияния, было фактором политического объединения всего народа и государства.
О тогдашнем населении Польши трудно еще говорить, как о народе в собственном смысле. Соединенные в одно государство, племена и "люды" не забыли еще о прежней своей самостоятельности и, кроме того, значительно различались между собой степенью развития благосостояния и цивилизации. Громадная разница была между полудикими, блуждавшими по лесам мазурами, значительная часть которых была языческой, и между слезянами или полянами, издавна исповедывавшими христианство, преданными земледельческому и промышленному труду. Государи усиленно старались уничтожить эти различия. Упразднив вечевые республиканские собрания, они уничтожили все следы самостоятельности племен и «людов», переселяя жителей из одних местностей в другие и мешая их таким образом, они стирали даже территориальные границы племен.
Все государство было разделено на мелкие «поветы» (уезды), которыми управляли чиновники, назначаемые государем и вполне от него зависимые.
Чиновники эти были двух родов. Одни из них имели военную и судебную власть над населением «повета». Они назывались «панами» («жупанами» comites), позднее «каштелянами», так как исправляли свою должность в укрепленных замках, или "гродах" (castrum, castellum), построенных королём в каждом «повете». «Каштеляны» командовали гарнизоном этих замков, в случае войны сзывали все население, обязанное нести военную службу, выступали с ним к пункту, назначенному королем, и вели его в бой.
Военная организация составляла, несомненно, основу государства. Правда, Польша имела еще слишком мало материальных средств для того, чтобы в случае нужды выставить по примеру тогдашнего Запада многочисленные, хорошо вооруженные отряды рыцарей, однако малочисленность войска и недостатки в его вооружении вознаграждались железной организацией, приспособленной к местным условиям. Военная повинность была всеобщей, каждый должен был ее отбывать по королевскому приказу. В мирное время население каждого «повета» поправляло свой укрепленный «грод» и, доставляя ему поочередно меняющиеся гарнизоны, приобретало навык в военном деле. Потом эту повинность заменили налогом, называемым «стружа» («stroza»= сторожевые), а за то в "гродах" были поставлены постоянные рыцарские гарнизоны. Постоянные опасности и частые походы развили в народе воинственный дух, наказания за неповиновение и трусость были ужасны, неповиновение было исключением, самопожертвование — безграничным. Прежде чем вступить в страну неприятельское войско должно было пробираться через девственные леса, составлявшие оборонительную границу государства. Никому не позволялось их рубить, напротив, пограничному населению вменялось в обязанность защищать границы посредством так называемых засек, т. е. заваливая всевозможные дороги и тропинки деревьями. Преодолевши эту преграду, неприятель встречал на своем пути много укрепленных замков и в каждом из них, хотя бы самом маленьком, отчаянное сопротивление.
Главную военную силу представляло рыцарство — род постоянной армии, которое государь содержал на свой счет и постоянно упражнял в военном ремесле. Если враг нападал в количестве не слишком большом, король выходил ему навстречу с своей придворной дружиной, состоявшей из нескольких тысяч отборных, лучше вооруженных воинов. Мешко I и на войне, и в мирное время не делал ни шагу без своей придворной дружины и только с нею одною предпринимал менее важные наступательные походы. Отражая большие нашествия и сам в свою очередь предпринимая их, король присоединял к дружине гарнизоны отдельных «гродов». Весь народ призывался к оружию в случаях, когда угрожало страшное нашествие немцев. Поляки в те времена не могли верить в благоприятный исход сражения с немцами в открытом поле и поэтому они предпочитали вести партизанскую войну. Талант Болеслава, необыкновенная бдительность и подвижность его войска, знакомство с собственной страной, наконец огромные препятствия, которые затрудняли походы больших тяжело вооруженных немецких армий в стране, тогда еще дикой — все давало в конце-концов перевес в борьбе полякам.
Другую ветвь иерархии составляли фискальные («скарбовые») чиновники. Польский князь, а потом король был собственником всей территории государства, за исключением относительно небольшого количества земель, оставленных во владении прежних племенных князей и пожалованных костёлам или знатным светским лицам. Этот взгляд развился сам собою без всякого насильственного переворота, до возникновения Пястовской монархии земля, как мы знаем, составляла собственность не отдельных лиц, а политических союзов, права которых перешли к государю, занявшему их место. Итак, все население сидело на княжеской земле и назначенные князем чиновники управляли его трудом и надзирали за ним. Одни должны были заниматься охотою, другие — земледелием и скотоводством, третьи — ремеслами, смотря по способностям, нужде и приказу. Поселения ремесленников обыкновенно основывались в окрестности королевских «гродов» и назывались сообразно занятию или ремеслу жителей, например: коморники, здуны, колодзеи, пекари, скотники, коняры, рыбитвы и т. п.
Каждый «повет» делился на «ополья» («ороlе»); население «ополья» должно было исполнять известные натуральные повинности и платить подати, сообразно с княжескими распоряжениями и установившимся обычаем. Установилась делая система княжеских повинностей, из которых каждая имела свое обычное название. Население обязано было: доставлять подводы чиновникам и посланцам княжеским и перевозить припасы из княжеских амбаров на место их назначения (так называе мый ргzewod = перевод), содержать князя и его двор, когда он являлся в какую-нибудь местность («стан»), платить определенную подать скотом («nazazг = нарез), медом, хлебом («sep»=«ссыпка») и деньгами («poradlne»=«посошное», «подворье»). Довольно долго роль денег исполняли разного рода меха, монета была редка, первоначально только заграничная, византийская, позднее была также и местная, чеканенная на княжеских монетных дворах.
«Влодари» отвозили подати в уездный «грод» и отдавали прокуратору, самому главному фискальному чиновнику в «повесе», «влодари» были подчинены ему. Таким образом в «гродах» накоплялись огромные запасы, ожидавшие княжеских распоряжений. Запасы эти предназначались на содержание чиновников и "гродского" гарнизона и на вооружение и содержание войска в случае войны, на эти же средства король устраивал пиры для всего населения в торжественные дни, раздавал одежду и орудия, а в случае голода иди на нужды или пособия.
Следовательно, все государство было первоначально одним громадным поместьем, а все жители — земледельцами. Отягощенные военной службой и различными податями и повинностями, они не имели поземельной собственности, но владели наследственно определенными землями. Хотя земледельцам нередко приходилось по приказу монарха менять место жительства и род занятия, однако можно сказать, что они были лично свободны, так как подчинялись только государю и его чиновникам и не имели над собой никаких других господ. Только жалуя костёлам земли, государи отдавали значительную часть сельского населения под власть церкви (ascripti ecclesiae), но власть эта заключалась только в праве взимания налогов, прежде шедших в пользу князя; во всем остальном церковные крестьяне подчинялись княжеским чиновникам и призывались в военную службу для защиты страны. Притом тогдашняя церковь была не самостоятельным учреждением, а отраслью государственной службы. Если её государь жаловал населенную землю частному лицу, то он переводил крестьян из этой земли в другия свои владения.
Еще большему надзору подвергались военно-пленные (пруссы, чехи, ятвяги, поморяне и пр.), которых государь поселял на своих землях, у них была особая организация: они делились на десятки и сотни и подчинялись особым чиновникам до тех пор, пока не слились с массой польского сельского населения и не исчезли в ней.
Княжеское хозяйством сравнении с прежними временами, представляло огромный прогресс. Оно вводило экономический принцип разделения труда, вследствие чего производство совершенствовалось медленно, но успешно. Население было принуждено работать более интенсивно, так как плоды его трудов должны были удовлетворять не только потребности самих трудящихся, но и многочисленные нужды государства: содержание монарха и его двора, иерархии духовной и светской, многочисленной рыцарской дружины и «гродских» гарнизонов. В княжеских амбарах накоплялся необходимый для обработки огромных пустошей капитал, состоявший из хлеба, орудий и скота. Все более и более расширялось пространство обрабатываемой земли; хлебопашество и скотоводство получали все больший перевес над звероловством.
Церковно-государственная организация имела, кроме того, важное социальное значение. К постоянной военной службе монарх предназначал значительное количество людей, отрывая их тем самим от экономической деятельности. Из них образовался особый класс «влодыков», или рыцарей, состоявших на полном содержании государя и передававших свое ремесло потомкам. Отдельные личности из этого класса, выделившиеся способностями и заслугами, достигали высших государственных должностей. То же явление повторялось и в церковной службе, так как женатое духовенство передавало свое звание детям и заботилось об их образовании. Нужно, кроме того вспомнить, что и духовенство и рыцарство пополнялось иноземными выходцами, которых государи всеми силами старались привлекать и удерживать в стране.
Рыцарство и духовенство, возникшее и существовавшее благодаря Пястовской монархии, составляли самую сильную опору её в борьбе с сепаратизмом отдельных племен, но этого нельзя было сказать о родах княжеских. По милости монарха потомки прежних князей удержали за собой обширные земли (в Хробации и в Силезии) с правом наследственного владения и вели на них хозяйство по образцу княжеского посредством рабов, над которыми имели полную власть. Часть их эти бывшие князья держали, как прислугу, в своих «гродах», или дворах, которые называли от своего имени (Сецехов, Прандоцин), большую же часть обращали в землепашцев и селили в своих поместьях, причем название селения означало людей, составлявших собственность пана (Сецеховице-Сецеховы люди). Хотя правительственная власть перешла исключительно в руки потомков Пяста, все-таки у этих князей осталось предание о благородном происхождении, внешним признаком которого были родовые рунические знаки, которые они носили на своих знаменах, а позднее на щитах. plcoin.ru Они придавали блеск королевскому двору, а потому король с удовольствием их принимал у себя, назначал их на высокие должности, дарил им земли и военно-пленных, но исключительных прав и привилегий у князей этих не было, всякие же поползновения их, опасные для целости государства, карались с беспримерной суровостью. Притом, хотя князья и пользовались значением и влиянием, однако не могли соперничать с могущественным монархом обширного государства. И они устраивали себе дворы, и они образовали из своих подданных придворные дружины, но все это было в конце концев только бледным отражением двора монарха, представлявшего центр всей народной жизни, к которому по-неволе тяготели и сами князья.
Кроме военной дружины, бывшей чем-то в роде гвардии, двор короля составляли штат особых чиновников и огромное количество слуг. К придворным чинам принадлежали: «чесник» (рincerna), «стольник» (dapifer), «мечник» (ensifer), «хорунжий» (vexillifer), «воевода» (palatinus) — наместник короля, в мирное время и на войне занимавший, следовательно, самый выдающийся пост, «скарбник» (thesaurarius), которому были подчинены все чиновники фиска, «канцлер» (cancellarius), заведовавший королевской канцелярией и помогавший королю в дипломатических отношениях, наконец «коморники» (camerarii), разносившие приказы и судебныя повестки. Кроме того, при дворе Болеслава существовал личный совет короля, состоявший, из двенадцати личных друзей Болеслава, который постоянно с ними пребывал и спрашивал их мнение в важных вопросах.
Вся эта придворная иерархия не имела никакой самостоятельности. Личность государя была всем как при дворе, так и во всем государстве. Все находилось под непосредственным наблюдением короля, он лично отдавал все приказания, сам предводительствовал на войне, сам чинил суд и расправу. Государь не мог издавать никаких общих уставов и распоряжений потому, что никто из его подданных, за исключением духовенства, даже не мог бы и прочитать их, даже самые незначительные дела, задуманные государем, совершались по предначертанному им плану, под его собственным руководством и наблюдением. Король был живым источником права, впрочем все опиралось на исконных обычаях. Оттого король с своим двором никогда долго не пребывал на одном месте, но постоянно объезжал всю страну, узнавал её нужды, награждал и наказывал чиновников, поддерживая при помощи дружины авторитет своей власти, и везде, где останавливался, сзывал население и производил суд и расправу. Поэтому в тогдашней Польше не было собственно никакой столицы, или постоянной королевской резиденции. Несколько королевских «гродов»: Познань, Краков, Плоцк, Вроцлав, имели более выдающееся значение в государстве, здесь король пребывал чаще и дольше, они были лучше укреплены, гарнизоны их были больше, здесь накоплялось больше запасов, около них было сосредоточено более значительное количество ремесленнаго населения.
В судопроизводстве король держался старинных правовых обычаев, а потому судебный процесс оставался старинный, основывавшийся на испытании железом, на поединке и присягах, держались прежние формы договоров, по прежнему полагалась вира за голову убитого, за нанесение ран и за различные убытки, однако старый порядок вещей должен был уступать в тех пунктах, где требовались реформы. Король был выше старинного права, и каждый его судебный приговор, каждый указ создавал новое право. Таким образом со временем развилось королевское право, дополнившее прежнее, бывшее сводом племенных обычаев, именно в сфере уголовной. Нарушитель королевского указа или запрещения, например, человек, совершивший разбой на общественной дороге, оскорбивший духовного или чиновника и т.п., должен был платить королевскую виру, называемую «семьдесят» («siedemdziesiat»); если же виновный не мог уплатить, то он обращался в рабство. Более важные, политические преступления наказывались смертью или уродованием. Дела по всем преступлениям такого рода производил или сам король, или его наместники, по собственной инициативе, не дожидаясь жалобы пострадавшего. Если не удавалось открыть преступника, то за него отвечало все население «ополья», в котором преступление было совершено.
Король смотрел на весь народ, как на одну семью, народ считал короля отцом и опекуном, оказывал ему безусловное доверие, как своему патриарху и слепо повиновался его приказаниям. Итак, мы с полным правом можем назвать первоначальную Польшу государством патриархальным.
Рассмотревши первоначальное устройство польского государства, мы должны признать, что оно было прекрасно приспособлено к тогдашним условиям народнаго быта и вполне отвечало тогдашним требованиям. Польские племена были еще незрелыми и малолетними, они еще не были в состоянии проявлять собственный почин, для них необходима была сильная отцовская власть и отцовское воспитание. К счастью, племена эти нашли в Мешке и Болеславе Храбром столь любящих отцов, столь сильных духом и богатых энергией! В восемьдесят лет из диких, языческих, варварских скопищ они создали государство, уже не раз грозившее соседям, образовали христианский народ, стремившийся посредством усиленного труда к более и более совершенному развитию.
Благодарная память сохранилась о них в потомстве. Не прошло и ста лет, как образы Мешка и его великого сына Болеслава приняли в представлении народа вид каких-то легендарных исполинов, в таком же виде изображает их и Галл, первый польский летописец, живший в начале XII века. Состояние Польши под управлением первых двух королей казалось потомству недостижимым золотым веком. Однако, отдавая должное заслугам первых польских монархов, мы не можем забывать, что во время их царствования народ делает только первые шаги по пути своего развития.
Польша была еще очень мало населена. Государство, состоявшее приблизительно из миллиона с небольшим жителей, разбросанных по обширному пространству, не могло успешно бороться с препятствиями, которые представляла экономическому его развитию природа. О богатстве и благосостоянии в тогдашней Польше не может быть и речи. Двор государя отличался большим искусственным блеском, но масса населения, в сравнении с позднейшими временами, хотя бы даже с временами Кривоустого, была очень бедна. Общество, не имевшее, за исключением немногочисленной шляхты — князей, индивидуальной поземельной собственности, не организовавшееся еще в общины, было лишено всякой самостоятельности по отношению к государю и представляло удобную почву для развития могущественной монархической власти, под управлением такого гениального самодержца, как Болеслав, дисциплина и слепое повиновение заменяли в этом обществе численность и силу, но оно не представляло никакой гарантии прочности своего существования в будущем.
Политические и судебныя учреждения первоначальнаго польского государства были подражанием учреждениям франкской монархии Меровингской и Каролингской эпохи. Эти учреждения лучше всего сохранились в германских марках, основанных на западных окраинах славянства. Воюя с немецкими маркграфами, польские князья изучили организацию их Марк и вводили ее в своем обширном государстве; придавая этой организации народный и патриархальный характер, они делали ее еще более сильной. Но тогдашней Польше все-таки не доставало непосредственной связи с центром тогдашней цивилизации — с романскими странами, от которых ее отделяли Германия и Венгрия. Влияние Италии, влияние римской церкви только раз, в 1000 году достигло Польши, и мы видели, сколь важные последствия имел этот факт! Вообще же завистливая Германия препятствует такому непосредственному влиянию, она парализует хлопоты Болеслава о получении короны из Рима, столь пламенно им желавшейся. Итак, Польша, хотя уже и христианская, находится вне пределов непосредственной деятельности римской курии, последняя не может и интересоваться ею, так как до Рима доходят о ней только смутные слухи. Венгрия, более счастливая в этом отношении, благодаря своему географическому положению, и развивалась гораздо скорее.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.