Сыновья Болеслава Кривоустого. Внешние отношения.

Внеш­ние отношения Польши во время царствования сыновей Бо­леслава Кривоустого.
Минуло прежнее величие, которого Польша достигла благодаря соединению всех сил в руках своих ве­ликих единодержцев. Силы народа, которые, будучи направлены на внешние предприятия, могли бы упрочить грозное положение государства, пропадали бесполезно в постоянных раздорах и борьбе между отдельными князьями. Среди этого великого рас­кола Польшу спасало только то обстоятельство, что все сосед­ние государства находились в то время
в упадке и, занятые внутренними смутами, не могли и думать о завоевании Польши. Великокняжеская власть, хотя и ослабленная постоянными междо­усобиями, держалась еще между сыновьями Болеслава Кривоустого и охраняла, по крайней мере в принципе, государственное един­ство. Нередко князья, епископы и польские паны съезжались на общие веча, на которых разсматривали дела всего государства и всех его «дельниц», не раз сосредоточивали все свои силы и поддерживали друг друга для того, чтобы осуществить на деле общее решение. Таким образом они отдаляли самые большие опасности, но не только не могли осуществить более важных, существенных национальных задач, но даже выпустили из рук результаты прежних усилий, предпринятых в этом на­правлении.
Самой важной задачей польского государства было объедине­ние лехитских племен в одно политическое и национальное целое, а эта задача была исполнена только отчасти. Не смотря на все отличительные особенности, Великая Польша, Силезия, Мазовия я западная Хробация прочно уже соединились в одно целое и только искусственно, под внешним давлением одна из этих земель могла быть оторвана от остальных. Но этого нельзя было сказать о других лехитских, а следовательно польских землях и племенах, ни о лютичах, ни о поморя­нах, ни о восточной Хробации, ни об оботритах. До послед­них польское оружие до того времени даже еще не достигло. Го­рода Червенские, оторванные от Хробации еще до присоединения её к Польше, Польша несколько раз возвращала, но и снова теряла, и они, что хуже всего, под влиянием Руси потеряли свой лехитский характер.
С лютичами дело было лучше, так как, по крайней мере, восточная часть их земли прочно прильнула к Великой Польше, но большая часть их земли или подпала под немецкое иго, или только временно признавала верховенство польских монар­хов и, стремясь к самостоятельности, представляла легкую до­бычу для немцев. Наконец дрогоценнейший перл польской короны, Поморье, добытое с таким трудом Кривоустым, было еще не прочным достоянием Польши, так как там правили особые князья, не Пястовской династии, а идея националь­наго единства не пустила еще там никаких корней.
Итак, для Польши задача первостепенной важности, задача, решавшая её судьбу, состояла в том, чтобы удержать Поморье, спасти от немецкого завоевания великое и мужественное племя лютичей и создать более тесную связь национальную и обще­ственную с этими западными племенами. Этого не могли уравно­весить никакие присоединения или завоевания сделанные на во­стоке, так как они вводили в польское государство чуждые элементы, трудно поддававшиеся ассимиляции. В Поморье же и в земле лютичей нам приходилось присоединять таких же поляков, как и в Мазовии. в Великой Польше и Хробации, а результаты такого труда, раз достигнутые, не уничтожились бы веками. Вместе с тем Польше следовало удержать Одер, если уж не Эльбу, как великую пограничную линию, следовало упрочить за собой владение большой береговой линией Балтий­ского моря.
Но эту задачу могла исполнить только Польша нераздельная, только, как прежде, самодержавная, мог исполнить ее только ряд монархов, неограниченно распоряжающихся всеми силами народа. Ради этой задачи общественная свобода, хоть бы даже и свобода церкви, могла еще без вреда воздержаться в своих стремлениях. Но случилось иначе. Когда представитель госу­дарственного единства, Владислав, побежденный в кровавых битвах и преданный проклятию епископами, принужден был оставить страну, в то самое время, в 1147 году немецкие и датские князья бросаются на лютичей и оботритов и завоевы­вают оба эти мужественные племена. Тогда именно Альбрехт, прозванный Медведем, окончательно организовал в земле лю­тичей бранденбургскую марку, которая должна была играть столь роковую роль в позднейшей истории Польши. Князья западного Поморья (щецинские), признававшие верховенство князя краков­ского, Болеслав и Казимир, дольше защищались против дат­чан и саксов. Однако, не будучи в состоянии расчитывать на помощь Польши, они спасли себя тем, что в 1181 году признали себя вассалами императора Фридриха и вошли в состав гер­манской империи. И это бедствие постигло нас опять-таки в то время, когда второй представитель единодержавия, Мешко Старый, припудрен был удалиться из страны, а лэнчидкое вече фор­мулировало результаты победы, одержанной «можновладством». Только лишь восточное Поморье осталось за Польшей.
Отброшенная от Эльбы и Одера, Польша начинает обра­щать большее внимание на устья Вислы и соединяет все свои силы для походов против пруссов, которые в недоступных болотах и дремучих лесах на правом берегу Вислы отстаи­вали свое язычество и варварство. Однако эти войны не ведутся с целью систематического завоевания, а представляют собой скорее порождение духа времени — крестовые походы против не­верных. Движение это, охватившее в то время всю западную Европу, сильно отозвалось также и в Польше. Один из поль­ских князей, Генрих Сандомирский, не поколебался отправиться даже в Палестину с вооруженной дружиной. Воинствующие ордена иоанитов и тамплиеров находили в Польше щедрых жертвователей. Главным образом однако крестоносное движе­ние в Польше выражалось в походах против соседних языч­ников, пруссов. Но после нескольких таких победоносных, но бесплодных походов, польское войско потерпело в Пруссии в 1167 году страшное поражение, в котором погиб геройской смертью Генрих Сандомирский, а сам Болеслав Кудрявый едва спас жизнь. Это поражение задержало на долгое время дви­жение поляков в глубь Пруссии, хотя завоевание морского бе­рега по правой стороне Вислы было насущной задачей. Только лишь в 1193 г. собрался крестовый поход против ятвягов.
За то с большим натиском устремляется Малая Польша на бассейн Днестра, на галицкую Русь, и прокладывает здесь себе прочный путь для дальнейшего движения и влияния. Эту за­дачу она исполняет только собственными силами, но в свою очередь оказывает полное равнодушие к польским интересам на западе, поэтому она так враждебно относится к Мешку Старому, опасаясь, чтобы он не вовлек ее в борьбу на Одере, из которой малопольские паны не могли получить никакой вы­годы. На Руси дело было напротив. Невидимому, все эти, не­редко кровавые столкновения с Червонной Русью не имеют характера борьбы одного народа с другим, но возникают из чисто династических интересов. Польские князья, именно Ка­зимир Справедливый и Лешко Белый, поддерживали русских князей против их соперников и в свою очередь получали от них помощь в борьбе с собственными врагами. Хуже всего было то, что во все эти дела стали вмешиваться венгры и воевода краковский Николай едва изгнал их из Галича в 1189 году. Но ни Мешко Старый в Польше, ни князь Роман на Руси не могли восстановить единства, так как противников Мешка поддерживали всегда русские, а противников Романа не раз поддерживали поляки. В 1195 г. русские полчища помогли сыновьям Казимира победить Мешка на Мозгаве, а в 1205 г. в решительной битве под Завихостом с Лешком Белым, удельный князь Роман потерял не только трон, но и жизнь.
Во всех этих походах заметен перевес на стороне Польши, целый ряд русских князей в Галиче, в Белзе, во Владимире, в Бресте и Дрогичине делается вассалами Польши и подпадает под непосредственное влияние её, под прикрытием Польши «можновладческая» колонизация начинает занимать земли на правом берегу Вислы, бывшие до того времени пу­стыми. Во второй половине XIII века заселяется и образуется земля Люблинская, а Подлесие (Podlasie), некогда земля ятвягов, подпадает под власть Польши. Вследствие этого усиливается польское влияние на внутренния отношения в Червонной Руси, которая все более и более отделяется от Руси киевской и сбли­жается с Польшей. Завязываются и усиливаются торговые отношения, в русском обществе пробуждается некоторая само­стоятельность, бояре, очевидно, подражают "можным" поль­ским панам, забирают власть над князьями, переходят от одного владетеля к другому и во всем этом даже опережают польских «можновладцев», наконец сами русские князья же­нятся на польских княжнах, при посредстве которых распро­страняются на Руси польские обычаи.