Торжество Олесницкого в чешском и литовском вопросах.

В 1420 и следующем годах чешские гуситы несколько раз присылали посольство к Ягелле, предлагая ему чешскую корону. Искушение было громадное, славянская политика нахо­дила отклик в сердцах всего народа, и во главе её становится сам великий князь литовский, Витовт.
Великого грюнвальденского вождя окружало вместе с тем обаяние славного администратора и дипломата. Продолжительное пребывание при тевтонском дворе способствовало развитию его природных способностей, заменило узкий кругозор его литовской политики широким обще-европейским кругозором и на­учило его ценить силу тогдашней западной цивилизации.
Поми­рившись с Ягеллой и будучи поставлен у кормила правления Литвы, Витовт не только умел сохранять союз и помочь Польше сокрушить общего врага, орден, но в то же время поставил себе великую задачу: вырвать свою страну из об­ятий Востока и навсегда ввести ее в среду цивилизованных европейских государств, в среду так прекрасно называвшейся «христианской республики» (Rzeczpospolita chrzesciariska). Только он один мог с успехом выполнить эту задачу, и он дей­ствительно выполнил ее.
Он стремился воздвигнуть сильное государство, которое дер­жалось бы на разумных основаниях, на цивилизации Запада, и к этой цели направлял всю свою политику. До настоящего времени литовское государство составлялось из целого ряда ма­леньких княжеств, которыми почти независимо владели мно­гочисленные потомки Гедимина. Витовт, стремясь к успеш­ному осуществлению реформ, должен был начать с объедине­ния всего государства под одной великокняжеской властью и поэтому или лишил власти всех удельных князей, или подчинил их своей власти и обязал повиновением себе, как простых чиновников.
Образуя единое государство, Витовт в то же время созда­вал ему сильную опору в литовцах, не для того чтобы при­дать ему однообразный литовский характер, не для того чтобы поднять приходившую в упадок литовскую народность и вдох­нуть в нее новую жизнь, но по той причине, что литовцы легче всего проникались западной цивилизацией, которой они искали вместе с христианством. От этого Витовт является самым ревностным распространителем христианства среди литовского племени, в 1387 г. помогает Ягелле, в 1413 обращает Жмудь, тем привлекает к себе поляков и усердно помогает их политике, стремящейся к возвышению Литвы, городельской унией освобождает литовских бояр-католиков, вводит должности по образцу польских, заселяет немцами города, устраивает их на немецкий манер и всеми способами распространяет земледелие, торговлю и промышленность.
Более трудная задача ожидала Витовта относительно русского элемента, который составлял большинство его подданных, при­надлежал хотя к христианской, но восточной церкви, имел свою старинную цивилизацию, недавно еще заправлял всем на Литве и считал столицу государства, Вильно, одним из сво­их главных центров. Притеснять русских Витовт и не смел и не мог. Он однако стремился примирить их с но­вым порядком. Для этой цели он защищал свои верховные права на Псков и Новгород, занял Смоленск и так осла­бил московское государство, что русские подданные Витовта не могли тянуть в сторону Москвы, а должны были искать удо­влетворения своих стремлений в пределах литовского государ­ства. Витовт облегчал им эту задачу и учредил или скорее восстановил особую, независимую от Москвы, митрополию в Киеве. Это было только первым шагом. Другим должна была сделаться уния восточной церкви с Римом. Церковная уния должна была направить русских в объятия Запада, сделать  возможной для них равноправность с католическим литов­ским элементом и тесно связать их с последним, приобрести равноправность литовскому государству в ряду католических государств Европы. Унии посвящает Витовт все свои силы, ради неё он отправляет киевского митрополита в 1418 г. на собор в Констанц, ради неё отодвигает на задний план борьбу с орденом, сближается с императором Сигизмундом Люксембургским, помогавшим Тевтонскому ордену, и заклю­чает с ним мир и союз для Польши в Любовле в 1412 г. Это не помешало новой войне Польши с орденом в 1414 г., но она вскоре прекратилась, и польско-тевтонский спор пере­шел на третейский суд собора. В этом принимал деятель­ное участие Витовт, который нашел в Польше ревностного пособника в лице честолюбивого епископа познанского, Войцеха Ястржембца и, благодаря своему влиянию у Ягеллы, успел доставить ему сан краковского епископа и должность канцлера. Однако политика, сближавшая Польшу с Сигизмундом, потер­пела большую неудачу. Не только Констанцский собор не про­вел церковной унии и не решил спора с орденом — но и Сигизмунд, выбранный третейским судьей и подкупленный Тев­тонами, в 1420 г. в Бреславле постановил решение, невы­годное для Польши.
Это вызвало в Польше страшное негодование против Сигизмунда, а вместе с тем и против руководителя тогдашней политики, канцлера Ястржембца. Лэнчицкий сезд, который произошел в 1420 г. и на котором чешское посольство должно было получить ответ Ягеллы, отдал канцлера под суд. С трудом избавил его от суда Витовт. В то же самое время этот последний, гордость которого была сильно оскорблена, вполне переменил свою политику и из друга императора и и вместе с тем короля Чехии, Сигизмунда, сделался его за­клятым врагом. На бреславльское решение должно было отве­тить Ягелле — принятием чешской короны, а Витовту — всту­плением в истребительную войну с орденом. С этою мыслью Витовт стал во главе партии, благоприятствовал в Польше гусятам.
И однако после тяжелой борьбы победила польская церков­ная иерархия под предводительством Сбигнева Олесницкого. Действительно, Олесницкий не успел довести до конца свой план, т.е. за уступку Польше Силезии предоставить в рас­поряжение Сигизмунда дело чешских еретиков. Витовт при­нял чешскую корону и отправил в Чехию князя Сигизмунда Корибута с пятью тысячами рыцарства. Ягелло с канцлером Ястржембцем смотрел сквозь пальцы на это предприятие, из Польши приходили к чехам многочисленные подкрепления, чеш­ским посольствам не отказывали во всевозможных надеждах, чтобы императора Сигизмунда сдерживать в должных грани­цах, но Ягелло в конце концов не принял чешской короны и не посвятил всех сил Польши делу Чехии. Когда же Сигизмунд Корибут не сумел удержаться в Чехии, когда Ви­товт утолил жажду мести беспримерным опустошением ор­денских земель в 1422 и 1423 гг. и по Мельницкому миру до­бился от ордена окончательного отречения от посягательств на Жмудь, когда, наконец, поколебалось положение Ягеллы и Витовта в католическом мире вследствие двусмысленной политики по отношению к Чехии, а орден, благодаря этому, стал обод­ряться, то Витовт окончательно отступился от Чехии, а Ягелло в 1423 г. заключил с императором Сигизмундом сделку, в силу которой Польша должна была порвать связь с Чехией и за то развязать себе руки относительно ордена, которому помогал Сигизмунд.
Вследствие этого, представитель Витовтовой политикой в Поль­ше, Ястржембец, потерял силу и был перемещен на гнезненскую архиепископскую кафедру, удаленную от короля и от двора. Олесницкий, в качестве епископа краковского, занял его место, канцлером был сделан Шафранец, личность ме­нее значительная, очевидно с тою целью, чтобы не дразнить Витовта. И все-таки этого результата нисколько не удалось из­бежать. Да и у Витовта, как обладателя литовского государ­ства, могли найтись поводы для существенного нерасположения к польскому можновладству.
Поляки помогали Литве в её сравнительно быстром раз­витии и цивилизации, но хорошо сознавали, что не могут счи­тать ее своей провинцией, и потому оставили ей самостоятельность и довольствовались только слабыми верховными правами своего короля над Литвой. Однако практичное польское можновладство за подобную свою политику всегда требовало известных очевидных и немедленных выгод, и вознаграждением в дан­ном случае должна была служить южная Русь.
На восточных границах Червонной Руси простиралось ши­рокое пространство, ограниченное с севера и востока Днепром и впадающей в него Припятью, опустошенное и безлюдное, с тех пор как подверглось игу и истребительным нападениям татар. Подолия и Волынь — таково было общеупотребительное название этого пространства — имели тем не менее здоровый климат, плодородную почву и обилие воды и могли течь молоком и медом, только бы удалось отнять их у та­тар и привлечь к ним капитал, население и заботливый хо­зяйственный труд. Поэтому уже Казимир Великий обращал внимание поляков на эти земли, направляя на восток все ци­вилизаторское и экономическое движение Польши. Но когда Ка­зимир Великий занял Червонную Русь, как исходный пункт для дальнейшего движения на восток, его опередил в этом движении великий князь литовский Ольгерд, выгнал татар после битвы под Синими Водами, занял Подолию и Волынь и дальнейшую защиту их вверил своим братьям. Любарт получил Волынь, Кориат — опустошенную в конец Подолию. Казимир Великий после долгой борьбы успел удержать за Польшей только западную часть Волыни. По смерти его, Польша утратила эти приобретения вместе с Червонною Русью, но польский эле­мент уже не прекращал своего цивилизаторского движения в южно-русские земли, хотя власть над ними находилась в ру­ках Венгрии и Литвы. Наместник Людовика, короля венгер­ского, в Червонной Руси, Владислав, князь опольский, весьма усиленно помогал колонизации, и в его-то правление, в 1375 году появилась папская булла, учреждавшая католическую митро­полию в Галиче (позднее перенесенную во Львов) и зависимые от неё епископства в Перемышле, Холме и Владимире, в конце XIV века возникло отдельное епископство для Подолий в Каменце, и через то эти страны все более и более поддава­лись влиянию западной цивилизации, а, следовательно, и польского элемента.
В 1387 г., в тот момент, когда Ягелло был занят обра­щением Литвы, поляки выгоняют венгров из Червонной Руси и находят Волынь и Подолию во власти литовских кня­зей. Витовт, стремясь сохранить за Литвой эти владения, устра­нил в них подвластных князей и подчинил их своей не­посредственной власти, но однако не мог отказаться от по­мощи поляков, потому что только они были в состоянии с успехом удерживать татар, они одни умели хозяйствовать и колонизировать, обладали большими капиталами и рабочим насе­лением, Таким образом, после битвы при Ворскле, трудами Мельштынских, Бучацких, Шафранцов, Язловецких и мно­гих других, Подолия на глазах Витовта заселялась, процве­тала, но вместе с тем полонизировалась, а чем сильнее утверждался в этой стране польский элемент, тем громче, очевидно, требовал он соединения её с короной. Витовт дол­жен был согласиться на то, чтобы Ягелло содержал польские гарнизоны в главных подольских замках, спор разгорался все более и более и склонялся в пользу поляков. Это было таким жизненным вопросом для польского можновладства, объединявшим его такой солидарностью, что сам Ягелло, вы­ступая в роли посредника, не мог вполне положиться даже на своих польских чиновников.
Витовт, смотря на это и будучи чрезвычайно раздражен неудачей, которая постигла его в чешском деле, благодаря польской церковной иерархии, внезапно переменяет ту позицию, которой держался до тех пор, стремится к полной самостоя­тельности Литвы, сближается с императором Сигизмундом и при его содействии намеревается короноваться. Долго старались польские паны уничтожить эти планы искусными происками, на­конец дело дошло до открытого столкновения на общем съезде в Луцке, на который Витовт, под предлогом иных дел, пригласил Сигизмунда, Ягеллу и много других князей и панов в 1429 г. Сбигнев Олесницкий выступил от имени поля­ков и, заклеймив предполагавшуюся коронацию Витовта, как нарушение унии, скрепленной присягой, представил ее таким действием, какое Польша никогда не может допустить. Обе стороны разъехались с сильным раздражением и решились идти на пролом. В это время внезапная смерть Витовта в 1430 г. освободила Польшу от его опасных стремлений, но вместе с тем убедила поляков, какую сильную опору своей задачи в Литве они потеряли. Один Витовт, открывая до­ступ в Литву польскому влиянию, католической церкви и за­падной цивилизации, умел без насилия обуздывать русский эле­мент, составлявший большинство в его обширном государстве и недавно еще господствовавший.
Поляки, увы, не сумели идти по его следам. После его смерти можновладство захватило Подолию для Польши, а вели­кий князь Свидригайло, преемник Витовта, открыто вступился за русское дело. Немедленно в 1430 г. возгорелась война. Во­лынь осталась за Литвою, поляки с трудом успели удержать­ся в Подолии. Было счастьем для них, что они нашли союз­ников в самом литовском государстве, во враждебных го­сподству русского элемента католиках-литовцах. Эти послед­ние принудили Свидригайло к бегству и, с согласия Ягеллы, провозгласили великим князем Сигизмунда, князя стародубского, который в 1432 г. подтвердил унию и уступил Польше Подолию и Волынь. Но за Свидригайлу были русские уделы ли­товского государства, вступились за его дело также и Тевтоны, но поляки усмирили их в 1433 г. взятием Гданьска (Данцига) и принудили к перемирию, Сигизмунд же в 1435 г., после смерти Ягеллы, с помощью поляков одолел Свидригайлу и помогав­ших ему рыцарей Ливонского ордена в кровавой битве при реке Свенте. Эта победа совершенно положила конец русскому сепаратизму в Литве и разбила грозную для Польши коалицию русского элемента с Тевтонским орденом. Свидригайло отка­зался от господства над Литвой и, признав зависимость Во­лыни от Польши, обеспечил себя обладание этой землей. Орден в 1436 г. заключил вечный мир в Бресте Литовском и перестал быть опасным, отказавшись от всяких замыслов против Польши заодно с соседними державами.
Итак, нужно было направиться на что-либо иное, проявиться где-либо в ином месте беспокойному духу народа, который лишь неохотно подчинялся политике церковной иерархии, неблагоприятствовавшей чехам, и никогда не позволял ей реши­тельно выступить против них. Польская иерархия, нашедшая себе гениального вождя в Сбигневе Олесницком, умела за то отстранить от Польши вредные последствия гуситского движе­ния, как скоро она окончательно отвергла те выгоды, какие, по-видимому, приносило с собой это движение. С беспощадностью, какой отличалось в Польше только церковное правление, были по­давлены в крае проявления гуситства и самые поползновения к нему. Синод, собравшийся в Калише в 1420 г. под председательством примаса Николая Тромбы, кодифицировал уставы польской церкви, сделал их более строгими, соединив в одно целое, укрепил и усилил дисциплину во всем духовенстве. Были учреждены инквизиторы для гуситской ереси, а в 1424 г. был добыт от Ягеллы знаменитый велюньский эдикт, обеспечивавший за церковью исполнение её уже самого по себе страш­ного проклятия при помощи вооруженной силы гродских ста­рост, конфискацию имения лица, преданного проклятию.
Обезопасив себя со стороны народа, Олесницкий употребил равно успешные средства и по отношению к самому Ягелле, он поднял вопрос об обеспечении польского престола за сыновьями Ягеллы, захватил этот вопрос в свои руки и ма­стерски умел устрашать им постоянно нерешительного и сла­бого короля. К сожалению, те выгоды, каких имелось в виду достигнуть через то, не окупали печальных последствий скан­дального торга за корону. Чтобы завладеть Ягеллою и навязать ему себя в качестве посредника, Сбигнев должен был поссо­рить короля с можновладством. Королю были поставлены усло­вия, в которых соединены были привилегии, данные Ягеллою при вступлении на престол отдельно шляхте и отдельно духовенству. Тем самым был подтвержден легальным образом союз церковной иерархии со светской. С 1425 г. с необычай­ной, непонятной горячностью велось дело, закончившееся только в 1433 г. изданием Едльненской привилегии со стороны Ягеллы, а со стороны шляхты — формальным признанием в следую­щем году права наследства за одним из его сыновей. Сби­гнев не предчувствовал, что оппозиция, поднятая против Ягеллы, обратится на него самого, когда по смерти короля он, на основании его завещания, вознамерится захватить себе опеку над малолетним Владиславом.
И действительно, элементы, не расположенные к церковной политике, как только скончался Ягелло в 1434 г., органи­зовались в сильную партию и начали грозную борьбу с этой политикой и главным её представителем, Олесницким. В то время как Сбигнев на познанском и краковском съездах хлопотал, чтобы был признан королем восьмилетний Влади­слав III, оппозиция, во главе которой стояли такие вельможи, как Cпытек из Мельштына, Дерслав из Рытвян, Ян Страш и Авраам Збонский, созвала съезд в Опатове и по­ставила кандидатуру Земовита мазовецкого. По отношению к недавно заключенным с умершим королем трактатам, это было незаконной и неполитичной мыслью, которая потому тот час же провалилась и послужила к еще большему возвышению Олесиицкого. Гораздо искуснее поступила гуситская партия при коронации Владислава, предлагая в правители вместо Олесниц­кого Земовита, она нашла в этом последнем такую под­держку, что Олесницкий, не желая допустить Земовита, сам от­казался от регенства, к которому призывали его и завещание Ягеллы, и собственное честолюбие. На время малолетства короля были установлены для каждой земли «провизоры» но Олесницкий надеялся, что над множеством «провизоров» ему еще легче будет господствовать, чем над слабым умом Ягеллы.
Едва только одолели Свидригайлу и заключили мир с ор­деном, чешский вопрос выступил с новой, неслыханной силой. В 1437 г. умер Сигизмунд, по­следний из Люксембургов, законный король венгерский и чеш­ский, в лице его зятя Альберта династия Габсбургов в пер­вый раз предъявила притязания на обе короны, но чехи, опа­саясь германизации, усиленно просили прислать им второго сына Ягеллы, Казимира. Чешские отношения уже изменились, умерен­ная партия, после страшных потрясений, одержала верх над крайними таборитами и, заключив соглашение (так называемом компактаты) с Базельским собором, с 1431 г. открывшим свои заседания, умела стереть с себя признаки ереси и укрепить свое положение. Должны ли были поляки, при столь выгодных условиях, отступиться от чешского дела? Не следовало ли поставить на весы все могущество Польши и осуществить вели­кую идею славянского единства? Но хотя весь народ с жаром проникся этою мыслью, церковная иерархия, и во главе её Олес­ницкий, стала железной стеною, преграждая всякое соединение с чехами. Переход на сторону чешского дела был победой гу­ситской партии в Польше и подрывал положение иерархии, равно как и её до сих пор длившееся правление, которое она ни за какую цену не хотела выпустить из своих рук. Олесницкий не мог помешать походу Казимира Ягеллончика за чешской ко­роной, но, лишая его основательной поддержки со стороны поль­ского правительства, не допустил, чтобы этот поход достиг предположенной цели. Альберт удержался в Чехии, Казимир должен был уступить. Раздражение против иерархии, против Сбигнева Олесницкого, грозным пламенем возгорелось в Поль­ше. В 1438 и 1439 гг. составились две конфедерации, одна под предводительством Сбигнева, другая собралась под знаменем Спытка Мельштынского, но счастье благоприятствовало иерархии, которая была лучше организована, в кровопролитном сражении под Гротниками гуситско-чешская партия проиграла свое дело, и сам Спытек Мельштынский погиб мужественною смертью на поле битвы. Замки гуситских панов брались штурмом, имения отнимались, духовенство гуситское, как еретическое, сжигалось на кострах, и Сбигнев Олесницкий увидел себя го­сподином положения.

---

Владислав Ягелло родился примерно в 1351 году, был королем в Польше с 1386 г. по 1434, имел четырех жен:
1) Ядвигу венгерскую (ум. 1399),
2) Анну циллейскую (ум. 1416),
3) Елизавету из Пилецких Грановскую (ум. 1420),
4) Русскую княжну Софью, дочь Юрия, князя Ольшанского. От этой послед­ней оставил двух сыновей: Владислава Варгенчика и Казимира Ягеллончика.

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.