Другие реформы Сигизмунда.

Ни изменившееся экономическое положение, ни изменившееся под влиянием гуманизма направление образования и мыслей не в состоянии были толкнуть шляхты на тот фатальный путь, по которому она пошла в течении трех следующих веков. Для этого нужна была еще крупная ошибка, полный разрыв с здравой традицией прошлого. Такую ошибку и сделал Сигиз­мунд. Сделав свою внешнюю политику исключительно пассив­ной, отрекшись от Чехии и Венгрии, сделав позорные уступки в Пруссии и отступив перед турецкой и московской войнами, он уничтожил самую мысль о каких-бы то ни было насту­пательных действиях государства, отстранил от народа, шляхты, те великие цели, к которым она до тех пор
стремилась с большими жертвами, на которых она воспитывалась и благодаря которым сохраняла свою крепость. Обрекая ее на бездеятельность, он порвал одновременно и с другой тради­цией своих предшественников, оттолкнул от себя шляхту, отнял у неё свое руководство и отдал ее в добычу можновладству. Нет ничего удивительного, что шляхта, незрелая в политической жизни, шла на приманку хитрых, но испорчен­ных панов и поддерживала их как во взаимных их столкновениях, так и в оппозиции королю, которую паны сумели ловко раздуть. Нет ничего удивительного и в том, что, когда король, наученный грустным опытом последних лет, в 1527 г. вторично приступил к внутренним рефор­мам, он не нашел уже в шляхте такого покорного и добро­желательного орудия, как при первых реформах.
Легче всего было еще склонить шляхту к новой военно-фи­нансовой реформе, которая, регулируя эти дела, обеспечивала равную раскладку государственных податей. Сейм 1527 г. действительно и согласился на такую реформу без всяких препятствий. Отдельные комиссии, составленные из воеводы, каштеляна и двух делегатов шляхты, должны были произве­сти добросовестное определение доходов всех имений, городов и местечек, и оценка эта должна была послужить основой справедливой раскладки податей. Сборщики податей были подчинены надлежащему контролю и им назначено было постоян­ное жалованье, чтобы раз на всегда положить конец вопию­щим кражам. Кроме того, король с гетманом назначал в каждом повете поручика, который выбирал из среды шляхты воинов под свою хоругвь, отводил их на указанное место, отвечал за дисциплину и регулярно выплачивал жалованье.
И однако эта реформа, создававшая постоянную армию и да­вавшая ручательство в том, что установленные сеймом по­дати будут действительно собраны со всех и обращены на предложенную цель, снова разбилась о сопротивление можновладцев, уклонявшихся от несения тяжести государственных обя­занностей. Сигизмунд не сумел сломить это сопротивление и довершить на половину проведенную оценку, не сумел опять таки по недостатку энергии и настойчивости. Позднее, в 1544 г., под угрозой опасности со стороны турок дело окончилось бо­лее подробным определением порядка посполитого рушения — на бумаге, так как об исполнении законов никто уже серьезно не думал.
Обманутая в своих ожиданиях шляхта утратила веру в короля и с величайшим недоверием приступила к задуман­ной им реформе на поприще кодификации законов. Сборник законов Лаского (1505 г.), составленный в хронологическом порядке, распространил, правда, знакомство с законами, но не вполне удовлетворял существовавшей потребности. Помещен­ные в нем законы, возникшие на протяжении почти двухсот лет, заключали в себе множество пробелов и противоречий. Нужно было заполнить эти пробелы, устранить противоречия, выяснить сомнительные места и слить все законы в одно си­стематическое целое. О такой кодификации думали уже в пер­вую половину правления Сигизмунда, многие принципы польского права были исправлены под влиянием пробудившегося изучения римского права, в 1523 г. был проведен на сейме знамени­тый кодекс польского процесса, но только сейм 1532 г. взялся за коренную реформу. Назначенная им комиссия, состоявшая из самых известных юристов (между ними был Николай Ташицкий), выработала проект так называемой корректуры законов, т. е. общего кодекса. Однако шляхта, послушавшись враждебных подговоров, именно Кмиты и Зборовских, на сейме 1534 г. высказалась против предложенного ей проекта. Это была неизмеримая потеря, так как кодекс отличался строго систематическим порядком, уничтожал злоупотребления и господствовавший раньше беспорядок. Сигпзмунд при первой оппозиции отступился от дела кодификации.
Из всего грустного царствования Сигизмунда мы можем найти только два утешительные факта. Одним из них было присоединение остатка Мазовии после бездетной смерти послед­него из мазовецкпх Пястов Януша в 1526 г., другим — избрание десятилетнего Сигизмунда Августа польским королем, произведенное в 1530 г. при жизни отца и обеспечившее страну от жестоких бурь безкоролевья. Мазовецкого наследства про­сили сестры умершего князя, но король не удовлетворил их желания под влиянием Боны, которая в многочисленных кня­жеских имениях Мазовии получила обеспечение и своего прида­нного. Мазовия же, обусловив себе отдельность своих законов и кодифицировав их в 1529 г., охотно вошла в качестве особого воеводства в состав Короны и приняла деятельное, мы еще увидим, насколько выгодное, участие во всей её поли­тической жизни, особенно же в парламентской. Вообще мало­душная политика Сигизмунда Старого обеспечила, правда, Польше во второй половине его царствования безусловное спокойствие, прерванное только непродолжительной московской войной (1534— 1536), но зато пренебрежение указанным народу призванием бросило его в омут страшной внутренней анархии, именно в ту минуту, когда все окрестные государства лихорадочно орга­низовались и вооружались.

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.