Политическое движение шляхты.

Только насильственными средствами и употреблением силы могла королевская власть сокрушить средневековые привилегии, отделявшие ее от народа, могла приблизиться к массе обще­ства. И само общество одинаково стремилось к тому, и оче­видно только благодаря его поддержке король мог отважиться на открытую борьбу с могущественным можновладством и выйти из неё победителем. Однако народная масса не пона­прасну поддерживала короля, не понапрасну стремилась так вы­соко поставить и укрепить королевскую власть, она преследовала при этом свои собственные виды и цели и желала, чтобы эта власть взяла ее под свое покровительство, обеспечила для неё скорое отправление правосудия, устранила
эксплуатацию на­рода знатью и дала ему свободу и поддержку в его экономи­ческом развитии. Ревностнее всего поддерживали короля те, ко­торые более всего терпели и более всех других могли на­деяться на будущее, те, которые, как мы уже выше говорили о том, до сих пор несли на себе все общественные тяготы — шляхта. Возвышенная задача ожидала здесь Казимира, и от того, как он сумеет разрешить ее, зависела вся будущность народа и государства.
Казимир обладал полным сознанием своей власти, умел сокрушать сопротивление не только отдельных личностей, но и целых общественных классов и сословий, гордый наследник ягеллонского могущества и блеска, он не знал преград для своей воли и не выносил сопротивления, чем бы оно пи мо­тивировалось, но этот настоящий самодержец не сумел сделать надлежащее употребление из достигнутой власти, не сумел направить ее к тому, чтобы постоянно, систематически поддер­живать слабых и угнетенных и улучшать их участь, не сумел распространить на них свое покровительство. В этом отношении у него не было ничего общего с его великим соименником XIV в. В первые годы своего правления он серьезно пытался обуздать злоупотребления, выступил инициатором в области администрации, но, встретившись с анархическим, упор­ным сопротивлением можновладства под предводительством Олесницкого, в продолжение этой борьбы он, быть может, так зачерствел и озлобился, что впоследствии только в пол­ном произволе, в сокрушении всякого сопротивления видел свою цель и утеху. Мы готовы предположить это, потому что в продолжение долгого правления Казимира мы не видим ни­какого следа администрации, понимающей свою задачу. Король опирался на гродских старост, но не довел до конца прочной реформы чиновничьей иерархии, относительно чего Остророг в упомянутом трактате подавал ему удачные мысли. Там, где ему не требовалось одолеть сопротивление, в решении обыкно­венных дел, в судопроизводстве и в войне он выказывал чрезвычайное равнодушие или прямо неспособность. Нет ничего удивительнаго в том, что та-же самая шляхта, которая после долгого правления можновладства с радостью приветствовала в Казимире настоящего короля, теперь, видя себя обманутой в надеждах, потеряла наконец терпение и свои вековые жа­лобы проявила сильным взрывом. Снова во время похода в 1454 г. на границы Пруссии, на нешавских полях, шляхта отдельных воеводств, составив лагерные партии, предъявила королю всеобщие требования и, благодаря угрозе разойтись по до­мам, достигла подтверждения этих требований и торжественного обещания, что они будут выполнены. Каждое воеводство получило особую привилегию, составленную по одному и тому же образцу, но с некоторыми отличиями. Шляхта требовала кодификации законов, подвергшихся забвению, урегулирования су­дов, устранения злоупотреблений и беспорядков, домогалась того, чтобы чиновники постоянно находились на своих, должно­стях и заботились о своих обязанностях, а прежде всего за­являла о том, чтобы были уничтожены ограничения для про­мышленности и торговли, существовавшие для исключительной выгоды городов и обусловливавшие собою дороговизну необхо­димых шляхте товаров и продуктов. Это действительно вопль, вырвавшийся из глубины масс и обращенный к ко­ролю, вопль, имевший полное оправдание и вызванный долголет­ними притеснениями и неправдами. Дело однако кончилось торжественным обещанием, потому что шляхта, еще вовсе незна­комая с политикой, не доросла до политической жизни и, не принимая в ней никакого участия, не имела случая постоянно поддерживать свои требования, не обладала силой для того, что­бы принудить короля к их исполнению. Но этим движением, возникшим между шляхтой, отлично умели воспользоваться паны. В привилегию, подтверждавшую требования великопольской шляхты, они искусно втиснули постановление, в силу ко­торого король обязан был не изменять существующих зако­нов и не объявлять поход, не осведомившись о мнении всей шляхты, особо для этой цели созванной на сеймик в Шроде. Паны питали надежду, что на таком сеймике они будут за­правлять толпой мелкой, необразованной шляхты, что им удастся поселить в ней смуты и для защиты своего положения напра­вить ее против короля. Однако это было единственным по­становлением нешавских статутов, которое осуществилось на самом деле и распространилось на все земли не только великопольские, но также малопольские и русские.
Каждый спросит: разве-же король не видел опасности? Каким же образом он согласился на подобное постановление? Единственный ответ в данном случае тот, что король на­деялся на тот же самый результат от сеймиков, на какой надеялись и паны, только в свою собственную пользу, для под­держки своих целей. И король нуждался в сильной поддержке против панов и вполне справедливо искал ее в шляхте. Поэтому во второй половине XV в. мы видим весьма редкое зрелище: короля и можновладство, соперничающих друг с другом в привлечении сеймиков на свою сторону. Эти по­следние становятся ареной их неустанной борьбы, можновлад­ство, пуская в ход просьбы и угрозы, навязывает себя сеймикам и систематически бунтует их, но Казимир Ягеллончик обладает отличным средством против этого, он сам появляется на сеймике, лично посещает их один за другим и, где бы он ни стал среди шляхты, в один момент раз­рушаются всякие интриги знати, шляхта чувствует в короле защитника, верит ему, полагается на него и чаще всего под­чиняется его воле.
Однако для короля были невыгодны эти постоянные поездки на сеймики, и потому он ввел новый обычай. Шляхта не­скольких соседних земель, собравшись на сеймиках, выби­рала на них по требованию короля своих уполномоченных и в качестве депутатов отправляла их к месту, указанному королем: Великая Польша — обыкновенно в Коло, Малая Поль­ша — в Новый Корчин, русские земли, в Судовую Вишню (Wisznia Sadowa). Только на такие генеральные сеймики, на ко­торые кроме выбранных уполномоченных съезжалось еще много шляхты по доброй воле, прибывал король и решал с ними вопросы о налогах и войне. Наконец, Казимир Ягедлончик пытался этих шляхетских послов с генеральных сеймиков призывать к себе в одно место, обыкновенно в Пётрков и там склонять их к полному соглашению с собой. Та­ким образом возникла посольская изба и вместе с королем и его прежним, чиновничьим, можновладческим советом, на­званным теперь сенатом, образовала общий сейм королевства. Но каждый раз, как депутаты шляхты, собранные на такой сейм, оказывались недостаточно покорными, каждый раз, как они позволяли интригам панов производить смуту среди себя, король тотчас же обращался к сеймикам и с помощью их проводил свои планы, сейм в это время еще не достиг ни­какого перевеса над сеймиками.
Таким образом на политическое поприще выступает но­вый элемент, осваивается с политической жизнью, делается зрелым для неё, это — шляхта, которая в тесном союзе с королем окончательно сокрушает средневековое государствен­ное и общественное устройство и тем открывает новый пе­риод в истории Польши.