Однако, среди этого полного политического разделения и упадка, во всей Польше, в каждой «дельнице» особо начал развиваться в иной области решительный поворот к лучшему. Незначительность раздробленных до бесконечности уделов, страшное опустошение их и безлюдность вследствие нападений монголов и других, не лучших соседей, отнимали у отдельных князей возможность соответствующего их положению образа действий, возможность приобретать средства, необходимые в равной мере как для отражения врагов, так и для удовлетворения своего собственного честолюбия, нередко хватавшего уже чересчур
далеко. Поэтому каждый из них с лихорадочной поспешностью начал разыскивать средства для быстрого заживления ран, нанесенных нападениями, и для материального устройства своего разоренного удела и в этом деле нашел себе ревностных последователей в духовенстве и «можновладстве» (аристократии), экономическое подольете которых точно также было расстроено и потрясено. Вместе с тем нельзя было удовольствоваться в данное время обычными, дотоле существовавшими способами и средствами выполнения народного труда. В стране не хватало рук и охоты к труду, общественные связи порвались, остатки народонаселения, которые уцелели от татарского меча и еще худшей беды — рабства, бродили, потеряв всякую энергию, и не возвращались к пашне, от которой оторвала их повсюду пронесшаяся гроза.
Скорая и основательная помощь могла придти только извне, и она явилась в виде немецкой колонизации. Это средство было известно еще до монгольских нападений, им пользовались монастыри, монахи в которых состояли преимущественно из немцев, имели его к своим услугам и князья, главным образом в Силезии, но эти старинныя колонии, сравнительно редкие, имели значение только образцовых фольварков. Теперь же немецкая колонизация должна была оказывать свое действие в самых широких размерах и сделаться перворазрядным социальным фактором. Это было опасное, обоюдоострое средство, которое могло повести за собой в конце концов полное уничтожение польского элемента. Но иного исхода не было, и князья Пястовичи ухватились за это средство обеими руками, не только в одной Силезии, но также и Болеслав Стыдливый в Малой Польше (1279), равно как Пржемыслав и (ум. 1257) и Болеслав Благочестивый (ум. 1279), сыновья Одонича в Великой Польше, как наконец преемники Земовита мазовецкого в Мазовии. Правление этих князей, исключительное по своей продолжительности, было посвящено преимущественно тихой и скромной внутренней работе над заживлением ран, нанесенных стране нападениями монголов. Особенно отличились в этой работе оба Болеслава, Стыдливый и Благочестивый. Усилия польских князей счастливым образом сталкивались с стремлением к эмиграции, которое в то время обнаружилось с неслыханною дотоле силою среди немецкого населения. Это последнее в смутах, возникших в эпоху междуцарствия по смерти императора Фридриха II Гогенштауфена, лишилось всякой защиты со стороны закона и, обреченное на страшное угнетение со стороны разбойнического рыцарства и притеснявших народ господ, стремилось в какой-бы то ни было уголок земли, где бы можно было найти защиту со стороны государства и свободу для обычнаго труда. Когда польские князья гарантировали это немецкому населению, то нет ничего удивительнаго, что оно целыми толпами бросилось в их земли.
Отыскались и посредники между князьями и прибывавшим на поселение народом. В этой роли выступили многие из тех немцев, которые перед тем уже прибыли в Польшу по одиночке или немногочисленными группами, ознакомились с польскими отношениями и вместе с тем еще сохранили в Германии многочисленные связи и знакомства. Они именно заключали с князьями договоры об основании в Польше немецких поселений, и такие договоры, написанные на пергаменте, назывались «основательскими привилегиями» (przywileje lokacyjne). Здесь подробно были обозначены условия, на основании которых должна была совершиться закладка новой колонии, обстоятельно трактовалось об отношении, в каком эта колония должна была находиться впоследствии ко всей стране и к правящему в ней князю.
Князь из своих обширных владений назначал кусок земли для заложения новой колонии и гарантировал ей более или менее широкое самоуправление, предпринимателям же обеспечивал привилегированное положение и значительный земельный надел. Предприниматели в свою очередь обязывались привлечь немецких колонистов, дать колонии устройство и затем управлять ею.
Полученную таким образом землю переселенцы делили между собою сообразно с установленным ранее порядком. Если колония должна была сделаться городом, то прежде всего намечали четырехугольный рынок и правильные улицы, расходящиеся от рынка. На этих улицах постепенно появлялись строения горожан, деревянные и обыкновенно отделенные друг от друга садом, в середине рынка воздвигали ратушу для помещения властей и лавки для торговли, сбоку городской приходский костёл. Весь город окружался рвом, валами и палисадами. Из городской земли, находившейся за валами, каждому выделялось по нескольку полос, а все остальное, как лес и пастбище, удерживалось для общего пользования. Ибо городское население, организовавшись в цехи, хотя и посвящало свой труд ремеслам или торговле, но вместе с тем держало скот для выгоды, занималось садоводством и не умело еще совершенно оторваться от земледельческого труда. Таким образом у ворот старинных княжеских городов, без всякой связи с этими городами, в половине XIII века возникли и застроились города немецкие: Бреславль, Познань, Краков, Сандомир, Люблин, Плоцк, Калиш и т. д. Подобным же образом основывались сельские колонии. Жилища размещались в один ряд, пахатную землю делили на длинные, правильные ланы и давали в надел членам гмины, а лес и луга оставались в общем пользовании.
Самоуправление, основывалось на освобождении колонии от польского права и от власти княжеских чиновников. Колонисты были свободны от всяких податей, которые вносило польское население, и платили только незначительную поземельную подать (czynsz ziemny), а военную службу несли только в случае защиты своих поселений. Ни один княжеский чиновник не имел над ними власти и не мог переступить границу колонии в качестве чиновника. Колонисты ведались своим собственным правом, немецким магдебургским, более значительныя поселения, как Бреславль, Шрода (в Силезии), Познань, Хелмно, Краков, управлялись по образцу известного в Германии Магдебурга, а менее значительные колонии по образцу одного из вышепоименованных городов, следовательно, как говорили, управлялись правом бреславским, шродским, хелминским, краковским, однако все эти права в конце концов сводились к магдебургскому праву.
В управлении городов и сел была некоторая разница. В городах находились два начальственных учреждения: городской совет и суды «лавников» (sady Jawnicze) — и тот и другие состояли из должностных лиц, выбранных мещанами. Городской совет являлся представителем города во внешних отношениях, заведывал всей его внутренней администрацией, издавал распоряжения, называвшиеся «вилькержами» (wilkierze, willktihre), лавники решали тяжбы. В селах существовали только суды лавников, и они, вместе с судопроизводством, заведывали всеми другими делами. Кроме того, во главе каждого города стоял «войт», во главе села — «солтыс», которые председательствовали в городским совете и в суде лавников. Они отправляли свою должность от имени князя, но на самом деле почти вовсе не зависели от него, потому что эти должности делались наследственными в роде основателей колонии. С ними соединено было обладание шестою частью всей земли, пожалованной поселению, доход от корчем и мельниц и участие в пользовании значительными в то время судебными пошлинами. Часть этих пошлин князь оставлял за собою и для взимания их трижды в год посыл в колонию особое доверенное лицо. И так солтыс и войт вместе с властью пользовались имущественным положением, равнявшим их вполне с польской шляхтой. Это равенство проявлялось в военной службе, которую солтысы и войты должны были исполнять наравне со шляхтою, точно также обращаться с жалобой на них можно было только к самому князю.
На таких основаниях развилась в огромных размерах немецкая колонизация в Польше, начиная с половины ХIII века, и эта колонизация усиливалась тем более, что епископы, аббаты и самые богатые паны, следуя примеру князей, обратили свои владения в немецкие колонии. Эти владения до того времени были по большей части покрыты лесами. Ибо польские крестьяне зависели только от князя, и только лишь в конце ХII века мы встречаем редкие примеры, что тот или другой князь жалует крестьян вместе с землею костёлам или монастырям. Поэтому духовные и светские владельцы могли вырубать леса и хозяйствовать в незначительных фольварках, пользуясь единственно трудами своих весьма немногочисленных рабов. Теперь с переселением немецких колонистов они приобрели население, необходимое для обработывания земли, население, которое, правда, замкнулось в обособленных колониях и не имело никакой связи с папскими фольварками, которое обязывалось платить только точно определенныя подати и пошлины, но за всем тем приносило верный и все более и более увеличивающийся доход.
Сверх того, немецкая колонизация оказала чрезвычайно сильное влияние и на польское крестьянское население, потому что она появилась в тот момент, когда Польша стремилась именно к новой общественной организации, но еще не создала для неё новой формы. Такую форму, очень оригинальную и как раз пришедшуюся, принесли с собой колонисты в виде автономной «гмины». В немецкие колонии стал стремиться и поселялся в них целый класс людей «вольных», иначе «лазэнков» (бродяг, lazeki), который образовался в последнем столетии и в прежней польской организации не имел ничего себе соответствующего. Эти люди поселялись поодиночке по контракту на княжеских и частных землях, но там им, однако, грозила опасность, что в первом же или следующем за ним поколении они сольются с массой зависимого крестьянского населения, окружавшего их. Напротив того, самоуправляющаяся гмина обеспечивала им свободу, поэтому они такими массами хлынули в нее, что уже в XIV веке совершенно не слышно об этом классе «лазэнков». Излишне упоминать, что немецкие гмины приобрели большее значение и силу, благодаря такому наплыву польского населения.
По отношению к польским селениям они представляли противоположность, которая не могла долго удержаться, когда часть этих селений (польских), находившаяся во владении шляхты, состояла из рабов, в другой же части, находившейся во владении церкви, бремя повинностей росло все более и более. Это именно потому, что духовенство выхлопатывало для своих крепостных многочисленные освобождения от княжеских повинностей для того только, чтобы тем больше податей и повинностей наложить на крепостных ради своей собственной пользы. Издавна также укоренились в Польше побеги крепостных, и преследование их судебным порядком не приносило большой пользы, потому что, убегая далеко, в другую «дельницу», они исчезали бесследно и увеличивали ряды «лазэнков». Теперь же такие побеги тем более грозили панам, что немецкие гмины, и по преимуществу города, не смотря на запрещения принимали беглецов с распростертыми обятиями и вполне обеспечивали их от розысков. Повсюду стало распространяться убеждение, что народ, организованный в «гмины» и наделенный свободой, приносит пану больше прибыли, чем труд крепостных, выполняющийся только благодаря принуждению. Под этим влиянием и среди таких условий уже во второй половине ХIII века начинается организовать польского крепостного населения в автономные гмины по образцу немецких колоний. Это называлось перемещением поселения с польского права на право немецкое, хотя в действительности тут не могло быть речи о применении немецкого права к процессу и к семейным и имущественным отношениям. Введению этой гминной организации кладет почин духовенство, а за ним последуют светские владельцы и князья.
Земледельческий труд, исполняемый в этих условиях, был беспрерывной борьбой с грозной стихией природы, каковой до сих пор являлась вода, вместе с необозримыми борами и лесами. Множество исторических свидетельств, начиная с ХIII века, доказывают нам, с какими усилиями старались усмирить эту непослушную стихию и заставить ее служить человеку. Вместо того, чтобы, как прежде, по необозримым трясинам строить мосты и насыпать гати, тянувшиеся на целые мили, для необходимого сообщения, теперь стали копать каналы и осушать нездоровые и бесплодные болота и обращать их таким образом в плодородные пашни. Насыпанием плотин и валов заставляли течь в одном общем русле разливавшиеся и не имевшие постоянного русла потоки, а благодаря созданной таким образом целой сети водных дорог, приближались и к самой грозной Висле. Трудно было бы управиться с ней, и это представляло бы задачу, превосходившую силы тогдашнего народонаселения, если бы ему не оказало помощи как раз во время другое обстоятельство. Это именно была вырубка лесов, произведенная в огромных размерах и изменившая первоначальный вид всей страны и её физические условия. Еще оставались исполинские группы лесов, но они уже не представляли одного непрерывного целого, край на половину освободился от лесов, и тогдашний тяжелый и неудобный плуг завладел этой половиной. Климат страны вследствие этого совершенно изменился, уменьшалось количество атмосферных осадков, ветры, прежде шумевшие только по верхушкам деревьев, проносились теперь над самой землей, уносили с неё пары и непрерывно осушали ее. Вследствие всего этого исчезали болота, понижался уровень воды в реках, уменьшалась стремительность их течения, становились реже грозные наводнения. Висла, дотоле бывшая недоступной, переставала блуждать среди пущ, оставляя случайные русла, отчасти сама, отчасти при содействии человека она проложила себе постоянное русло с твердыми и высокими берегами и сделалась судоходной рекой. Только по этому водному пути мог совершаться вывоз самых главных продуктов: леса и хлеба, а без этого вывоза край не мог развиваться и возвышаться в экономическом отношении и не имел возможности приобретать те продукты, какие более высокая цивилизация изобретала на Западе.
Однако это значение Висла могла получить только в том случае, если товары, вверенные её течению, найдут открытую дорогу через устье к Балтийскому и к другим морям. С этой целью Поляки усиленно помогают Тевтонскому Ордену уничтожить преграду, которая существовала на этой дороге в виде хищных пруссов. Покорение пруссов, завершенное во второй половине XIII века, открывает Вислу и для польской торговли, и хотя Орден впоследствии захватывает эту торговлю исключительно в свои руки, вследствие чего возникает вековая борьба, однако эта торговля продолжает существовать и развиваться в руках немецких городов, основанных по нижнему течению Вислы, поднимает цену хлеба, побуждает польское население к вырубке лесов и обращению в пашни все больших и больших пространств и делает Польшу земледельческим краем в полном значении этого слова.
С концом XIII века изгладились следы татарских нападение и вся страна изменилась до неузнаваемости. Население чрезвычайно увеличилось, поднялся земледельческий и промышленный труд, развилось горное дело (Величка, Бохния, Олькуш), возникли торговые города, началась постройка красивых костёлов из камня и кирпича, романский стиль быстро заменился готическим, и вместе с тем немецкое искусство распространилось в Польше. Все это развивалось само собою, скоро, по свободной инициативе, без постоянного надзора и принуждения. Вот какие благодетельныя, полезныя последствия повлекла за собой немецкая колонизация в Польше.
Но в равной мере она принесла с собою сомнительные и прямо опасные последствия. Немецкий язык и немецкая мода укоренились при княжеских дворах, а оттуда распространялись между духовенством и шляхтой и угрожали потерею народности и онемечением. Хотя нигде в стране дело не дошло до той крайности, какая уже наступила в Силезии, но тем не менее уничтожилось прежнее единство польского народа, которое обусловливало собою большие размеры первоначальной, Болеславовой Польши. Рядом с польским населением, но обособленно от него появилось население немецкое, скопившееся в городах и многочисленных селах, управлявшееся своим собственным немецким правом, заботившееся только о себе, считавшее себя обязанным только теми повинностями, какие оно взяло на себя на основании договоров, отказывавшееся от более значительных жертв на благо общественное, не ведавшее преданности и любви к отчизне. Это население тяготело к Германии, поддерживало с нею постоянные связи и в случае войны с Германией становилось опасным элементом внутри страны.
далеко. Поэтому каждый из них с лихорадочной поспешностью начал разыскивать средства для быстрого заживления ран, нанесенных нападениями, и для материального устройства своего разоренного удела и в этом деле нашел себе ревностных последователей в духовенстве и «можновладстве» (аристократии), экономическое подольете которых точно также было расстроено и потрясено. Вместе с тем нельзя было удовольствоваться в данное время обычными, дотоле существовавшими способами и средствами выполнения народного труда. В стране не хватало рук и охоты к труду, общественные связи порвались, остатки народонаселения, которые уцелели от татарского меча и еще худшей беды — рабства, бродили, потеряв всякую энергию, и не возвращались к пашне, от которой оторвала их повсюду пронесшаяся гроза.
Скорая и основательная помощь могла придти только извне, и она явилась в виде немецкой колонизации. Это средство было известно еще до монгольских нападений, им пользовались монастыри, монахи в которых состояли преимущественно из немцев, имели его к своим услугам и князья, главным образом в Силезии, но эти старинныя колонии, сравнительно редкие, имели значение только образцовых фольварков. Теперь же немецкая колонизация должна была оказывать свое действие в самых широких размерах и сделаться перворазрядным социальным фактором. Это было опасное, обоюдоострое средство, которое могло повести за собой в конце концов полное уничтожение польского элемента. Но иного исхода не было, и князья Пястовичи ухватились за это средство обеими руками, не только в одной Силезии, но также и Болеслав Стыдливый в Малой Польше (1279), равно как Пржемыслав и (ум. 1257) и Болеслав Благочестивый (ум. 1279), сыновья Одонича в Великой Польше, как наконец преемники Земовита мазовецкого в Мазовии. Правление этих князей, исключительное по своей продолжительности, было посвящено преимущественно тихой и скромной внутренней работе над заживлением ран, нанесенных стране нападениями монголов. Особенно отличились в этой работе оба Болеслава, Стыдливый и Благочестивый. Усилия польских князей счастливым образом сталкивались с стремлением к эмиграции, которое в то время обнаружилось с неслыханною дотоле силою среди немецкого населения. Это последнее в смутах, возникших в эпоху междуцарствия по смерти императора Фридриха II Гогенштауфена, лишилось всякой защиты со стороны закона и, обреченное на страшное угнетение со стороны разбойнического рыцарства и притеснявших народ господ, стремилось в какой-бы то ни было уголок земли, где бы можно было найти защиту со стороны государства и свободу для обычнаго труда. Когда польские князья гарантировали это немецкому населению, то нет ничего удивительнаго, что оно целыми толпами бросилось в их земли.
Отыскались и посредники между князьями и прибывавшим на поселение народом. В этой роли выступили многие из тех немцев, которые перед тем уже прибыли в Польшу по одиночке или немногочисленными группами, ознакомились с польскими отношениями и вместе с тем еще сохранили в Германии многочисленные связи и знакомства. Они именно заключали с князьями договоры об основании в Польше немецких поселений, и такие договоры, написанные на пергаменте, назывались «основательскими привилегиями» (przywileje lokacyjne). Здесь подробно были обозначены условия, на основании которых должна была совершиться закладка новой колонии, обстоятельно трактовалось об отношении, в каком эта колония должна была находиться впоследствии ко всей стране и к правящему в ней князю.
Князь из своих обширных владений назначал кусок земли для заложения новой колонии и гарантировал ей более или менее широкое самоуправление, предпринимателям же обеспечивал привилегированное положение и значительный земельный надел. Предприниматели в свою очередь обязывались привлечь немецких колонистов, дать колонии устройство и затем управлять ею.
Полученную таким образом землю переселенцы делили между собою сообразно с установленным ранее порядком. Если колония должна была сделаться городом, то прежде всего намечали четырехугольный рынок и правильные улицы, расходящиеся от рынка. На этих улицах постепенно появлялись строения горожан, деревянные и обыкновенно отделенные друг от друга садом, в середине рынка воздвигали ратушу для помещения властей и лавки для торговли, сбоку городской приходский костёл. Весь город окружался рвом, валами и палисадами. Из городской земли, находившейся за валами, каждому выделялось по нескольку полос, а все остальное, как лес и пастбище, удерживалось для общего пользования. Ибо городское население, организовавшись в цехи, хотя и посвящало свой труд ремеслам или торговле, но вместе с тем держало скот для выгоды, занималось садоводством и не умело еще совершенно оторваться от земледельческого труда. Таким образом у ворот старинных княжеских городов, без всякой связи с этими городами, в половине XIII века возникли и застроились города немецкие: Бреславль, Познань, Краков, Сандомир, Люблин, Плоцк, Калиш и т. д. Подобным же образом основывались сельские колонии. Жилища размещались в один ряд, пахатную землю делили на длинные, правильные ланы и давали в надел членам гмины, а лес и луга оставались в общем пользовании.
Самоуправление, основывалось на освобождении колонии от польского права и от власти княжеских чиновников. Колонисты были свободны от всяких податей, которые вносило польское население, и платили только незначительную поземельную подать (czynsz ziemny), а военную службу несли только в случае защиты своих поселений. Ни один княжеский чиновник не имел над ними власти и не мог переступить границу колонии в качестве чиновника. Колонисты ведались своим собственным правом, немецким магдебургским, более значительныя поселения, как Бреславль, Шрода (в Силезии), Познань, Хелмно, Краков, управлялись по образцу известного в Германии Магдебурга, а менее значительные колонии по образцу одного из вышепоименованных городов, следовательно, как говорили, управлялись правом бреславским, шродским, хелминским, краковским, однако все эти права в конце концов сводились к магдебургскому праву.
В управлении городов и сел была некоторая разница. В городах находились два начальственных учреждения: городской совет и суды «лавников» (sady Jawnicze) — и тот и другие состояли из должностных лиц, выбранных мещанами. Городской совет являлся представителем города во внешних отношениях, заведывал всей его внутренней администрацией, издавал распоряжения, называвшиеся «вилькержами» (wilkierze, willktihre), лавники решали тяжбы. В селах существовали только суды лавников, и они, вместе с судопроизводством, заведывали всеми другими делами. Кроме того, во главе каждого города стоял «войт», во главе села — «солтыс», которые председательствовали в городским совете и в суде лавников. Они отправляли свою должность от имени князя, но на самом деле почти вовсе не зависели от него, потому что эти должности делались наследственными в роде основателей колонии. С ними соединено было обладание шестою частью всей земли, пожалованной поселению, доход от корчем и мельниц и участие в пользовании значительными в то время судебными пошлинами. Часть этих пошлин князь оставлял за собою и для взимания их трижды в год посыл в колонию особое доверенное лицо. И так солтыс и войт вместе с властью пользовались имущественным положением, равнявшим их вполне с польской шляхтой. Это равенство проявлялось в военной службе, которую солтысы и войты должны были исполнять наравне со шляхтою, точно также обращаться с жалобой на них можно было только к самому князю.
На таких основаниях развилась в огромных размерах немецкая колонизация в Польше, начиная с половины ХIII века, и эта колонизация усиливалась тем более, что епископы, аббаты и самые богатые паны, следуя примеру князей, обратили свои владения в немецкие колонии. Эти владения до того времени были по большей части покрыты лесами. Ибо польские крестьяне зависели только от князя, и только лишь в конце ХII века мы встречаем редкие примеры, что тот или другой князь жалует крестьян вместе с землею костёлам или монастырям. Поэтому духовные и светские владельцы могли вырубать леса и хозяйствовать в незначительных фольварках, пользуясь единственно трудами своих весьма немногочисленных рабов. Теперь с переселением немецких колонистов они приобрели население, необходимое для обработывания земли, население, которое, правда, замкнулось в обособленных колониях и не имело никакой связи с папскими фольварками, которое обязывалось платить только точно определенныя подати и пошлины, но за всем тем приносило верный и все более и более увеличивающийся доход.
Сверх того, немецкая колонизация оказала чрезвычайно сильное влияние и на польское крестьянское население, потому что она появилась в тот момент, когда Польша стремилась именно к новой общественной организации, но еще не создала для неё новой формы. Такую форму, очень оригинальную и как раз пришедшуюся, принесли с собой колонисты в виде автономной «гмины». В немецкие колонии стал стремиться и поселялся в них целый класс людей «вольных», иначе «лазэнков» (бродяг, lazeki), который образовался в последнем столетии и в прежней польской организации не имел ничего себе соответствующего. Эти люди поселялись поодиночке по контракту на княжеских и частных землях, но там им, однако, грозила опасность, что в первом же или следующем за ним поколении они сольются с массой зависимого крестьянского населения, окружавшего их. Напротив того, самоуправляющаяся гмина обеспечивала им свободу, поэтому они такими массами хлынули в нее, что уже в XIV веке совершенно не слышно об этом классе «лазэнков». Излишне упоминать, что немецкие гмины приобрели большее значение и силу, благодаря такому наплыву польского населения.
По отношению к польским селениям они представляли противоположность, которая не могла долго удержаться, когда часть этих селений (польских), находившаяся во владении шляхты, состояла из рабов, в другой же части, находившейся во владении церкви, бремя повинностей росло все более и более. Это именно потому, что духовенство выхлопатывало для своих крепостных многочисленные освобождения от княжеских повинностей для того только, чтобы тем больше податей и повинностей наложить на крепостных ради своей собственной пользы. Издавна также укоренились в Польше побеги крепостных, и преследование их судебным порядком не приносило большой пользы, потому что, убегая далеко, в другую «дельницу», они исчезали бесследно и увеличивали ряды «лазэнков». Теперь же такие побеги тем более грозили панам, что немецкие гмины, и по преимуществу города, не смотря на запрещения принимали беглецов с распростертыми обятиями и вполне обеспечивали их от розысков. Повсюду стало распространяться убеждение, что народ, организованный в «гмины» и наделенный свободой, приносит пану больше прибыли, чем труд крепостных, выполняющийся только благодаря принуждению. Под этим влиянием и среди таких условий уже во второй половине ХIII века начинается организовать польского крепостного населения в автономные гмины по образцу немецких колоний. Это называлось перемещением поселения с польского права на право немецкое, хотя в действительности тут не могло быть речи о применении немецкого права к процессу и к семейным и имущественным отношениям. Введению этой гминной организации кладет почин духовенство, а за ним последуют светские владельцы и князья.
Земледельческий труд, исполняемый в этих условиях, был беспрерывной борьбой с грозной стихией природы, каковой до сих пор являлась вода, вместе с необозримыми борами и лесами. Множество исторических свидетельств, начиная с ХIII века, доказывают нам, с какими усилиями старались усмирить эту непослушную стихию и заставить ее служить человеку. Вместо того, чтобы, как прежде, по необозримым трясинам строить мосты и насыпать гати, тянувшиеся на целые мили, для необходимого сообщения, теперь стали копать каналы и осушать нездоровые и бесплодные болота и обращать их таким образом в плодородные пашни. Насыпанием плотин и валов заставляли течь в одном общем русле разливавшиеся и не имевшие постоянного русла потоки, а благодаря созданной таким образом целой сети водных дорог, приближались и к самой грозной Висле. Трудно было бы управиться с ней, и это представляло бы задачу, превосходившую силы тогдашнего народонаселения, если бы ему не оказало помощи как раз во время другое обстоятельство. Это именно была вырубка лесов, произведенная в огромных размерах и изменившая первоначальный вид всей страны и её физические условия. Еще оставались исполинские группы лесов, но они уже не представляли одного непрерывного целого, край на половину освободился от лесов, и тогдашний тяжелый и неудобный плуг завладел этой половиной. Климат страны вследствие этого совершенно изменился, уменьшалось количество атмосферных осадков, ветры, прежде шумевшие только по верхушкам деревьев, проносились теперь над самой землей, уносили с неё пары и непрерывно осушали ее. Вследствие всего этого исчезали болота, понижался уровень воды в реках, уменьшалась стремительность их течения, становились реже грозные наводнения. Висла, дотоле бывшая недоступной, переставала блуждать среди пущ, оставляя случайные русла, отчасти сама, отчасти при содействии человека она проложила себе постоянное русло с твердыми и высокими берегами и сделалась судоходной рекой. Только по этому водному пути мог совершаться вывоз самых главных продуктов: леса и хлеба, а без этого вывоза край не мог развиваться и возвышаться в экономическом отношении и не имел возможности приобретать те продукты, какие более высокая цивилизация изобретала на Западе.
Однако это значение Висла могла получить только в том случае, если товары, вверенные её течению, найдут открытую дорогу через устье к Балтийскому и к другим морям. С этой целью Поляки усиленно помогают Тевтонскому Ордену уничтожить преграду, которая существовала на этой дороге в виде хищных пруссов. Покорение пруссов, завершенное во второй половине XIII века, открывает Вислу и для польской торговли, и хотя Орден впоследствии захватывает эту торговлю исключительно в свои руки, вследствие чего возникает вековая борьба, однако эта торговля продолжает существовать и развиваться в руках немецких городов, основанных по нижнему течению Вислы, поднимает цену хлеба, побуждает польское население к вырубке лесов и обращению в пашни все больших и больших пространств и делает Польшу земледельческим краем в полном значении этого слова.
С концом XIII века изгладились следы татарских нападение и вся страна изменилась до неузнаваемости. Население чрезвычайно увеличилось, поднялся земледельческий и промышленный труд, развилось горное дело (Величка, Бохния, Олькуш), возникли торговые города, началась постройка красивых костёлов из камня и кирпича, романский стиль быстро заменился готическим, и вместе с тем немецкое искусство распространилось в Польше. Все это развивалось само собою, скоро, по свободной инициативе, без постоянного надзора и принуждения. Вот какие благодетельныя, полезныя последствия повлекла за собой немецкая колонизация в Польше.
Но в равной мере она принесла с собою сомнительные и прямо опасные последствия. Немецкий язык и немецкая мода укоренились при княжеских дворах, а оттуда распространялись между духовенством и шляхтой и угрожали потерею народности и онемечением. Хотя нигде в стране дело не дошло до той крайности, какая уже наступила в Силезии, но тем не менее уничтожилось прежнее единство польского народа, которое обусловливало собою большие размеры первоначальной, Болеславовой Польши. Рядом с польским населением, но обособленно от него появилось население немецкое, скопившееся в городах и многочисленных селах, управлявшееся своим собственным немецким правом, заботившееся только о себе, считавшее себя обязанным только теми повинностями, какие оно взяло на себя на основании договоров, отказывавшееся от более значительных жертв на благо общественное, не ведавшее преданности и любви к отчизне. Это население тяготело к Германии, поддерживало с нею постоянные связи и в случае войны с Германией становилось опасным элементом внутри страны.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.