Польская шляхта подчинилась шведскому королю, как протектору, и думала действительно, что найдет в нем покровителя, который за нее возьмет на себя всю государственную тяжесть, именно внешнюю оборону государства, а ей самой предоставит свободно пользоваться неограниченной вольностью, досугом и материальным благосостоянием. К таким последствиям приводила мысль, которая уже пробивалась во всех pacta conventa с 1573 г., мысль присвоения народу прав и выгод и возложения всех общественных тяжестей и обязанностей на государя. Однако обнаружилось, что Карл Густав не думает унизиться до
такой оскорбительной роли покорного орудия польской шляхты и слуги её, что в качестве протектора он требует от народа больших жертв и повиновения, что он не позволит себе приказывать и понимает свое положение, не как законный государь и покровитель, а как враг я грабитель. Притеснение и деспотизм шведских генералов, стоявших в Польше гарнизоном, беспрестанные неслыханные хищничества, которыя позволяли себе шведские солдаты, сделавшиеся нахальными вследствие легкого завоевания, систематические грабежи и надругания над святынями убедили в этом шляхту. Только в то время пробудились в народе более здоровые и не в конец еще искалеченные вековой анархией инстинкты, пробудилось сознание национального достоинства, пробудилось прежде всего религиозно-католическое чувство, столько раз поруганное шведами. Первым проявлением этого возрождения разума и чувства в польском народе была геройская защита в 1655 г, прославленного, как место паломничеству монастыря о.о. паулинов в Ченстохове, под руководительством Стефана Замойского и энергичного настоятеля Августина Кордецкого. Почти чудесный отпор, какой давал немногочисленный, но воспламененный великим духом гарнизон, принудил шведского генерала Мюллера отступить пссле пятинедельной осады и после многих геройски возобновлявшихся штурмов. Один этот факт потряс до глубины души опустившийся народ. Этим воспользовался изгнанник Ян Казимир, который с своей отважной супругой ни на минуту не погнулся перед несчастием. От короля вышли универсалы, призывавшие народ к вооруженному восстанию против шведов, гетманы Потоцкий и ланцкоронский, склоняя коронные войска к возвращению под знамя своего собственного короля, составили конфедерацию в Тышовцах, в Люблинской земле (29 декабря 1655 г.), отказывая в повиновении Карлу Густаву и вместе с тем объявляя войну его войскам и сторонникам, в Великой Польше первым выступил с партизанской войной Жегоцкий, в Малой Польше Стефан Чарнецкий и Юрий Любомирский, в Литве Петр Сапега, особенно когда со смертью Януша Радзивилла пала там шведская партия. Король переехал в Львов, одновременно на всех пунктах началась борьба, безмерно утомительная для шведов, рассеевающая их силы и ограничивающая их господство теми местностями, которые они были в состоянии обложить своим войском. В этой войне отличился как деятельный и неутомимый партизан Стефан Чарнецкий, который, будучи разбит сначала под Голембем, отважно и счастливо выступил против шведского оружия под Варкою. Карл Густав, не могши добраться до Львова, выбравшись к Висле из стесненной позиции при устье Сана, должен был в половине 1656 года отступить вплоть до Пруссии и обратиться за помощью к курфирсту бранденбургскому. Ян Казимир, собрав большие силы, временно даже возвратил Варшаву, но потом, после трехдневной битвы, происшедшей при Праге, должен был снова удалиться из неё. Но все похвальные усилия и стремления поляков не могли быть достаточными для того, чтобы окончательно выгнать грабителей. Неприятель отличался организацией войска, имел в своих руках крепости, соединился с курфирстом бранденбургским и вместе с тем герцогом прусским, Фридрихом Вильгельмом, и даже с князем семиградским Юрием Ракочием, наконец с Богданом Хмельницким и с ними уговаривался о разделе Польши. Ракочий, собравши 50000 венгров, валахов и разной голытьбы, вторгся в страну и производил еще худшие опустошения и убийства, чем шведы. Польские силы были немногочисленны, по большей части составлены из всеобщего ополчения, без надлежащаго порядка и организации, денег не хватало, зависть между польскими панами не угасла, каждый действовал на свою ответственность, и таким образом, не смотря на свое огромное злополучие, Польша была уже не в состоянии подняться собственными силами вследствие слишком укоренившейся анархии.
Следовало поискать внешней помощи. Предложил помощь Польше хан татарский, который не без причины боялся перевеса России и зависимого от неё казачества и поэтому мешал Хмельницкому и отвлекал его от движения на Польшу. Помощь эта, принятая по необходимости, не была однако решающей. Ища лучших союзников, нужно было выбирать между Францией и Габсбургами, между двумя государствами, которые, не смотря на окончание тридцатилетней войны, нисколько не перестали соперничать друг с другом и то в дипломатической области, то на бранном поле оставались в вечной борьбе между собой. Австрия могла оказать Польше непосредственную помощь оружием, могла склонить Россию к союзу с Польшей и к обращению оружия против небезопасной и для неё самой Швеции, но Австрия могла видеть в помощи Польше только отдаленный интерес. Ей, как государству, представлявшему католическое дело, было важно не допустить протестантов-шведов, враждебных ей, обосноваться в Польше, ей важно было удержать католическую Польшу, которая могла бы от времени до времени выручать ее в войне с турками, нападавшими на Венгрию, или в войне с князьями семиградскими Ракочами, поддерживаемыми Францией. Зато внутреннее возрождение и укрепление Польши не заключалось в австрийских видах. Сильная, с здравым монархическим правлением Польша слишком близко встречалась с Австрией, чтобы не быть для неё грозной, внезапный, всегда возможный, переход такой Польши на сторону Франции мог сделаться для Австрии решительной гибелью. Для Польши следовательно более легким был французский союз, который основывался на взаимном интересе, потому что Франция при Людовике XIV, для распространения своего влияния на Востоке, для нанесения решительного удара Германии и Австрии, нуждалась в независимой и сильной Польше и готова была помочь ей в том. Вследствие расстояния, разделявшего обе страны, тут трудно было думать о непосредственной военной помощи, но в то время более действительной для Польши была помощь дипломатическая. Интерес, какой Швеция имела в Германии, хотя бы только в обладании Померанией и торговле на Балтийском море, соединял ее с Францией и делал зависимой от последней. Франция, в то время тесно соединенная с Англией, могла легко отклонить Швецию от авантюристского и бесцельного нападения на Польшу, заключить мир между этими двумя государствами и направить их против России, угрожавшей Лифляндии, Эстонии и Финляндии. Франция держала в критическом положении честолюбивого курфирста брандербургского, который точил зубы как на польскую Пруссию, так равно и на шведскую Померанию и больше всего был в накладе от польско-шведского союза, Франция, издавна связанная с Турцией и управлявшая её нападениями на Австрию, могла предотвратить польско-турецкие войны, Франция наконец, хотя и вела на редкость эгоистическую политику, однако, первенствуя в то время во всем свете и своими политическими учреждениями и цивилизацией, только тем одним, что завязывала ближайшие отношения с польским двором, необходимо должна была привлечь к себе более просвещенные элементы в Польше, политически воспитать их и направить на искоренение господствовавшей до тех пор анархии.
Не было недостатка в Польше в замечательных людях, которые, получив образование при дворе Марии Людвики, составили так называемую французскую партию. Но масса народа, воспитанная иезуитами, обладала только одним сильным религиозным чувством, которое в данный момент побуждало его к блестящим и исполненным достоинства, хотя всегда непродолжительным вспышкам, но потому именно, что это чувство было только экзальтированным чувством, оно затемняло политический взгляд. Шляхта поэтому опасалась тех новаторов, которые громко и свысока выражались о польской анархии и отклонялись от польских обычаев, она не могла оценить всех выгод сближения с отдаленной Францией, не могла уразуметь тонких комбинаций, вытекавших из этого сближения, вместо того тяготела к Австрии, в которой видела единственную представительницу католических интересов в Европе. Короли, которые сидели на польском троне во второй половине XVII века, или по своим личным симпатиям, или по религиозным взглядам склонялись к Австрии, не имели достаточно энергии, чтобы противиться давлению шляхты и окончательно перейти на сторону Франции, и таким образом польская история за весь этот пятидесятилетний период представляет нам непрерывную борьбу двух могущественных влияний: французского и австрийского, которые, сталкиваясь друг с другом, не будучи в состоянии дать какой-либо результат, бросили наконец это неблагодарное для себя поприще и предоставили Польшу её участи.
В первые минуты своего несчастья, в то время как Карл Густав занимал Краков, Ян Казимир с сенаторами, которые с ним скрылись в Силезии, обратил свое внимание на ближайшую соседку, Австрию. Правда, королева, которая еще раньше старалась предотвратить шведскую войну союзом Польши с Францией, и теперь советовала искать помощи в союзе с Францией, однако короля все его личные чувства и все прошедшее соединяли с Австрией, в силезском совете его заседали все епископы, склонявшиеся на сторону католической, правоверной Австрии, и Австрия вообще была всех ближе к Польше и могла поспешить с самой скорой помощью. Императору Фердинанду III было предложено наследовать престол после Яна Казимира, но и это не могло склонить все еще колебавшуюся Австрию к присылке требуемых вспомогательных войск. Только прибытие французского посла Деломбра (des Lumbres) в Польшу в половине 1656 г. и союз шведов с бранденбургским курфирстом, угрожавший Австрии в Германии, побудили ее поставить в Силезии обсервационный корпус и быть посредницей в заключении перемирия между Польшей и Россией. Перемирие это, заключенное в Немеже под Вильною, обязывало Россию возвратить завоевания и воевать со Швецией, а Польшу — избрать царя Алексея наследственным королем по смерти Яна Казимира, с той оговоркой, чтобы договор был утвержден ближайшим сеймом.
Пользуясь временным облегчением со стороны России и и казаков, Польша теперь смелее вела борьбу со шведами, браденбургским курфирстом и Ракочием. Госевский напал на герцогскую Пруссию, Петр Опалинский — на Новую Мархию, война со шведами главным образом перенесена была в Пруссию. Вступили в борьбу с оставленным шведами и отступавшим Ракочием, отразив его хищнические толпы, и принудили его к постыдному для него договору (1657 г.). На возвращающегося домой Ракочия напали татары и совершенно уничтожили. Между тем отношения между Францией и Австрией стали еще более натянутыми. Людовик XIV выступил против Леопольда, сына Фердинанда III, как грозный соперник в императорской короне Германии. Избиратели поделились поровну между обеими сторонами, и перевес весов зависел от курфирста бранденбурского. Только соединением его с Польшей Австрия могла отклонить его от Швеции и Франции и привлечь на свою сторону. Поэтому в последние минуты своей жизни Фердинанд заключил союз с Польшей в конце 1656 г., который немедленно подтвердил его преемник Леопольд, австрийское войско принудило шведов оставить Краков, оказывая через то Польше немалую услугу. При посредничестве Австрии обратились к курфирсту и, освобождая его от зависимости в герцогской Пруссии велявско-быдговским трактатом (1657 г.), достигли союза. К нему приступила Дания, Швеция вдруг увидела себя отовсюду угрожаемой и уже серьезно стремилась к почетному миру. Однако Австрия, осуществив дело на половину, не умела окончить его, её войска занимали южные части Польши вместо того, чтобы выступить против шведов в Пруссии и в Померании, а Польша, стремясь как можно скорее покончить со Швецией, главным образом под влиянием королевы Марии Людвики, ухватилась наконец за посредничество, которое издавно навязчиво предлагала ей Франция.
Благодаря этому посредничеству, среди прекращавшейся вплоть до последней минуты борьбы в Пруссии и на Поморье мир со Швецией становился осуществимым. Польское войско под предводительством Чарнецкого, спеша на помощь союзной с Польшей и угрожаемой со стороны шведов Дании, нанесло им в Дании чувствительные поражения и совершило достопамятную переправу вплавь через морской пролив на остров Альзен. Курфирст из опасения, чтобы его не пропустили при заключении мира, поддерживал теперь поляков своими вспомогательными войсками. Когда умер Карл Густав, в 1660 г. состоялся наконец при французском посредничестве мир в Оливе под Гданском, по которому Ян Казимир от своего имени и от имени своих преемников отрекся от наследственных прав на шведский трон с сохранением пожизненного титула короля шведского, а Швеция отказалась от всяких приобретений в Польше, в Лифляндии общей границей была установлена река Двина, Курляндия была возвращена Польше, и подтверждена независимость герцогской Пруссии.
Тем временем сейм, созванный в 1658 г., отверг договор, заключенный с Россией в 1656 г., и тем самым положил начало новой войне, в которой решительную роль сыграли казаки. Ибо когда, по смерти Хмельницкого, стал на Украине гетманом Выговский, поляки заключили с ним открытый договор в Гадяче в 1658 г. На основании этого договора три воеводства: киевское, черниговское и брацлавское должны были составлять отдельное целое в организме Речи Посполитой, на тех же самых началах, как и Литва, с особым маршалом, канцлером, подскарбием и выборным гетманом во главе. Из пределов этого русского государства религиозная уния должна была быть исключена, а епископы восточной церкви получали право заседать в польском сенате. Этот договор, подобный первому, будучи заключен и исполнен, мог рассчитывать на продолжительное существование, но теперь подрывало его уже не столько неприязненное настроение поляков, сколько анархия в недрах казачества и перевешивающее влияние, которое на него приобрела Россия. Гадячский договор, подтвержденный сеймом 1659 г., не смотря на протесты нунции и епископов, сначала доставлял Польше одного союзника. Выговский с вспомогательным польским войском уже в 1659 г. разбил князя Трубецкого при Конотопе. В следующем году (1660) две многочисленные московские армии двинулись против Польши, одна на Литву под предводительством Хованского, другая на Украину под предводительством Шереметьева, но встретили солдат, обученных и закаленных в войне со шведами, которые в то время были первыми в Европе по своей военной тактике и организации. Чарнецкий с Сапегой разбили Хованского при Ляховицах, а потом при реках Базип и Друче, принуждая его повернуть к Полоцку, Потоцкий и Любомирский принудили Шереметьева капитулировать в лагере под Чудновым. По возвращении Литвы и Украины, вся война вращалась с тех пор около приобретения перевеса над казачеством, которое, беспрерывно бунтуя против своих гетманов, переходило то на ту, то на другую сторону. В 1659 г. казаки выгнали Выговского, избрали гетманом Юрия Хмельницкого, сына Богдана, и, порывая гадячский договор, снова поддались к России. Победа при Чуднове вернула их Польше, однако заднепровская Украина оторвалась, при особом гетмане осталась под Россией и постоянно вела борьбу с польским казачеством. Стефан Чарнецкий с новым казацким гетманом, доброжелательным Польше Тетерею, едва только успел удержаться на этой стороне Днепра, а большие походы Яна Казимира в 1663 и 1664 г. не привели ни к каким результатам вследствие внутреннего замешательства, местом действия которого стала Польша. Последняя была уже слишком озабочена своими внутренними делами, чтобы уметь настойчиво воспользоваться военным перевесом над Россией.
такой оскорбительной роли покорного орудия польской шляхты и слуги её, что в качестве протектора он требует от народа больших жертв и повиновения, что он не позволит себе приказывать и понимает свое положение, не как законный государь и покровитель, а как враг я грабитель. Притеснение и деспотизм шведских генералов, стоявших в Польше гарнизоном, беспрестанные неслыханные хищничества, которыя позволяли себе шведские солдаты, сделавшиеся нахальными вследствие легкого завоевания, систематические грабежи и надругания над святынями убедили в этом шляхту. Только в то время пробудились в народе более здоровые и не в конец еще искалеченные вековой анархией инстинкты, пробудилось сознание национального достоинства, пробудилось прежде всего религиозно-католическое чувство, столько раз поруганное шведами. Первым проявлением этого возрождения разума и чувства в польском народе была геройская защита в 1655 г, прославленного, как место паломничеству монастыря о.о. паулинов в Ченстохове, под руководительством Стефана Замойского и энергичного настоятеля Августина Кордецкого. Почти чудесный отпор, какой давал немногочисленный, но воспламененный великим духом гарнизон, принудил шведского генерала Мюллера отступить пссле пятинедельной осады и после многих геройски возобновлявшихся штурмов. Один этот факт потряс до глубины души опустившийся народ. Этим воспользовался изгнанник Ян Казимир, который с своей отважной супругой ни на минуту не погнулся перед несчастием. От короля вышли универсалы, призывавшие народ к вооруженному восстанию против шведов, гетманы Потоцкий и ланцкоронский, склоняя коронные войска к возвращению под знамя своего собственного короля, составили конфедерацию в Тышовцах, в Люблинской земле (29 декабря 1655 г.), отказывая в повиновении Карлу Густаву и вместе с тем объявляя войну его войскам и сторонникам, в Великой Польше первым выступил с партизанской войной Жегоцкий, в Малой Польше Стефан Чарнецкий и Юрий Любомирский, в Литве Петр Сапега, особенно когда со смертью Януша Радзивилла пала там шведская партия. Король переехал в Львов, одновременно на всех пунктах началась борьба, безмерно утомительная для шведов, рассеевающая их силы и ограничивающая их господство теми местностями, которые они были в состоянии обложить своим войском. В этой войне отличился как деятельный и неутомимый партизан Стефан Чарнецкий, который, будучи разбит сначала под Голембем, отважно и счастливо выступил против шведского оружия под Варкою. Карл Густав, не могши добраться до Львова, выбравшись к Висле из стесненной позиции при устье Сана, должен был в половине 1656 года отступить вплоть до Пруссии и обратиться за помощью к курфирсту бранденбургскому. Ян Казимир, собрав большие силы, временно даже возвратил Варшаву, но потом, после трехдневной битвы, происшедшей при Праге, должен был снова удалиться из неё. Но все похвальные усилия и стремления поляков не могли быть достаточными для того, чтобы окончательно выгнать грабителей. Неприятель отличался организацией войска, имел в своих руках крепости, соединился с курфирстом бранденбургским и вместе с тем герцогом прусским, Фридрихом Вильгельмом, и даже с князем семиградским Юрием Ракочием, наконец с Богданом Хмельницким и с ними уговаривался о разделе Польши. Ракочий, собравши 50000 венгров, валахов и разной голытьбы, вторгся в страну и производил еще худшие опустошения и убийства, чем шведы. Польские силы были немногочисленны, по большей части составлены из всеобщего ополчения, без надлежащаго порядка и организации, денег не хватало, зависть между польскими панами не угасла, каждый действовал на свою ответственность, и таким образом, не смотря на свое огромное злополучие, Польша была уже не в состоянии подняться собственными силами вследствие слишком укоренившейся анархии.
Следовало поискать внешней помощи. Предложил помощь Польше хан татарский, который не без причины боялся перевеса России и зависимого от неё казачества и поэтому мешал Хмельницкому и отвлекал его от движения на Польшу. Помощь эта, принятая по необходимости, не была однако решающей. Ища лучших союзников, нужно было выбирать между Францией и Габсбургами, между двумя государствами, которые, не смотря на окончание тридцатилетней войны, нисколько не перестали соперничать друг с другом и то в дипломатической области, то на бранном поле оставались в вечной борьбе между собой. Австрия могла оказать Польше непосредственную помощь оружием, могла склонить Россию к союзу с Польшей и к обращению оружия против небезопасной и для неё самой Швеции, но Австрия могла видеть в помощи Польше только отдаленный интерес. Ей, как государству, представлявшему католическое дело, было важно не допустить протестантов-шведов, враждебных ей, обосноваться в Польше, ей важно было удержать католическую Польшу, которая могла бы от времени до времени выручать ее в войне с турками, нападавшими на Венгрию, или в войне с князьями семиградскими Ракочами, поддерживаемыми Францией. Зато внутреннее возрождение и укрепление Польши не заключалось в австрийских видах. Сильная, с здравым монархическим правлением Польша слишком близко встречалась с Австрией, чтобы не быть для неё грозной, внезапный, всегда возможный, переход такой Польши на сторону Франции мог сделаться для Австрии решительной гибелью. Для Польши следовательно более легким был французский союз, который основывался на взаимном интересе, потому что Франция при Людовике XIV, для распространения своего влияния на Востоке, для нанесения решительного удара Германии и Австрии, нуждалась в независимой и сильной Польше и готова была помочь ей в том. Вследствие расстояния, разделявшего обе страны, тут трудно было думать о непосредственной военной помощи, но в то время более действительной для Польши была помощь дипломатическая. Интерес, какой Швеция имела в Германии, хотя бы только в обладании Померанией и торговле на Балтийском море, соединял ее с Францией и делал зависимой от последней. Франция, в то время тесно соединенная с Англией, могла легко отклонить Швецию от авантюристского и бесцельного нападения на Польшу, заключить мир между этими двумя государствами и направить их против России, угрожавшей Лифляндии, Эстонии и Финляндии. Франция держала в критическом положении честолюбивого курфирста брандербургского, который точил зубы как на польскую Пруссию, так равно и на шведскую Померанию и больше всего был в накладе от польско-шведского союза, Франция, издавна связанная с Турцией и управлявшая её нападениями на Австрию, могла предотвратить польско-турецкие войны, Франция наконец, хотя и вела на редкость эгоистическую политику, однако, первенствуя в то время во всем свете и своими политическими учреждениями и цивилизацией, только тем одним, что завязывала ближайшие отношения с польским двором, необходимо должна была привлечь к себе более просвещенные элементы в Польше, политически воспитать их и направить на искоренение господствовавшей до тех пор анархии.
Не было недостатка в Польше в замечательных людях, которые, получив образование при дворе Марии Людвики, составили так называемую французскую партию. Но масса народа, воспитанная иезуитами, обладала только одним сильным религиозным чувством, которое в данный момент побуждало его к блестящим и исполненным достоинства, хотя всегда непродолжительным вспышкам, но потому именно, что это чувство было только экзальтированным чувством, оно затемняло политический взгляд. Шляхта поэтому опасалась тех новаторов, которые громко и свысока выражались о польской анархии и отклонялись от польских обычаев, она не могла оценить всех выгод сближения с отдаленной Францией, не могла уразуметь тонких комбинаций, вытекавших из этого сближения, вместо того тяготела к Австрии, в которой видела единственную представительницу католических интересов в Европе. Короли, которые сидели на польском троне во второй половине XVII века, или по своим личным симпатиям, или по религиозным взглядам склонялись к Австрии, не имели достаточно энергии, чтобы противиться давлению шляхты и окончательно перейти на сторону Франции, и таким образом польская история за весь этот пятидесятилетний период представляет нам непрерывную борьбу двух могущественных влияний: французского и австрийского, которые, сталкиваясь друг с другом, не будучи в состоянии дать какой-либо результат, бросили наконец это неблагодарное для себя поприще и предоставили Польшу её участи.
В первые минуты своего несчастья, в то время как Карл Густав занимал Краков, Ян Казимир с сенаторами, которые с ним скрылись в Силезии, обратил свое внимание на ближайшую соседку, Австрию. Правда, королева, которая еще раньше старалась предотвратить шведскую войну союзом Польши с Францией, и теперь советовала искать помощи в союзе с Францией, однако короля все его личные чувства и все прошедшее соединяли с Австрией, в силезском совете его заседали все епископы, склонявшиеся на сторону католической, правоверной Австрии, и Австрия вообще была всех ближе к Польше и могла поспешить с самой скорой помощью. Императору Фердинанду III было предложено наследовать престол после Яна Казимира, но и это не могло склонить все еще колебавшуюся Австрию к присылке требуемых вспомогательных войск. Только прибытие французского посла Деломбра (des Lumbres) в Польшу в половине 1656 г. и союз шведов с бранденбургским курфирстом, угрожавший Австрии в Германии, побудили ее поставить в Силезии обсервационный корпус и быть посредницей в заключении перемирия между Польшей и Россией. Перемирие это, заключенное в Немеже под Вильною, обязывало Россию возвратить завоевания и воевать со Швецией, а Польшу — избрать царя Алексея наследственным королем по смерти Яна Казимира, с той оговоркой, чтобы договор был утвержден ближайшим сеймом.
Пользуясь временным облегчением со стороны России и и казаков, Польша теперь смелее вела борьбу со шведами, браденбургским курфирстом и Ракочием. Госевский напал на герцогскую Пруссию, Петр Опалинский — на Новую Мархию, война со шведами главным образом перенесена была в Пруссию. Вступили в борьбу с оставленным шведами и отступавшим Ракочием, отразив его хищнические толпы, и принудили его к постыдному для него договору (1657 г.). На возвращающегося домой Ракочия напали татары и совершенно уничтожили. Между тем отношения между Францией и Австрией стали еще более натянутыми. Людовик XIV выступил против Леопольда, сына Фердинанда III, как грозный соперник в императорской короне Германии. Избиратели поделились поровну между обеими сторонами, и перевес весов зависел от курфирста бранденбурского. Только соединением его с Польшей Австрия могла отклонить его от Швеции и Франции и привлечь на свою сторону. Поэтому в последние минуты своей жизни Фердинанд заключил союз с Польшей в конце 1656 г., который немедленно подтвердил его преемник Леопольд, австрийское войско принудило шведов оставить Краков, оказывая через то Польше немалую услугу. При посредничестве Австрии обратились к курфирсту и, освобождая его от зависимости в герцогской Пруссии велявско-быдговским трактатом (1657 г.), достигли союза. К нему приступила Дания, Швеция вдруг увидела себя отовсюду угрожаемой и уже серьезно стремилась к почетному миру. Однако Австрия, осуществив дело на половину, не умела окончить его, её войска занимали южные части Польши вместо того, чтобы выступить против шведов в Пруссии и в Померании, а Польша, стремясь как можно скорее покончить со Швецией, главным образом под влиянием королевы Марии Людвики, ухватилась наконец за посредничество, которое издавно навязчиво предлагала ей Франция.
Благодаря этому посредничеству, среди прекращавшейся вплоть до последней минуты борьбы в Пруссии и на Поморье мир со Швецией становился осуществимым. Польское войско под предводительством Чарнецкого, спеша на помощь союзной с Польшей и угрожаемой со стороны шведов Дании, нанесло им в Дании чувствительные поражения и совершило достопамятную переправу вплавь через морской пролив на остров Альзен. Курфирст из опасения, чтобы его не пропустили при заключении мира, поддерживал теперь поляков своими вспомогательными войсками. Когда умер Карл Густав, в 1660 г. состоялся наконец при французском посредничестве мир в Оливе под Гданском, по которому Ян Казимир от своего имени и от имени своих преемников отрекся от наследственных прав на шведский трон с сохранением пожизненного титула короля шведского, а Швеция отказалась от всяких приобретений в Польше, в Лифляндии общей границей была установлена река Двина, Курляндия была возвращена Польше, и подтверждена независимость герцогской Пруссии.
Тем временем сейм, созванный в 1658 г., отверг договор, заключенный с Россией в 1656 г., и тем самым положил начало новой войне, в которой решительную роль сыграли казаки. Ибо когда, по смерти Хмельницкого, стал на Украине гетманом Выговский, поляки заключили с ним открытый договор в Гадяче в 1658 г. На основании этого договора три воеводства: киевское, черниговское и брацлавское должны были составлять отдельное целое в организме Речи Посполитой, на тех же самых началах, как и Литва, с особым маршалом, канцлером, подскарбием и выборным гетманом во главе. Из пределов этого русского государства религиозная уния должна была быть исключена, а епископы восточной церкви получали право заседать в польском сенате. Этот договор, подобный первому, будучи заключен и исполнен, мог рассчитывать на продолжительное существование, но теперь подрывало его уже не столько неприязненное настроение поляков, сколько анархия в недрах казачества и перевешивающее влияние, которое на него приобрела Россия. Гадячский договор, подтвержденный сеймом 1659 г., не смотря на протесты нунции и епископов, сначала доставлял Польше одного союзника. Выговский с вспомогательным польским войском уже в 1659 г. разбил князя Трубецкого при Конотопе. В следующем году (1660) две многочисленные московские армии двинулись против Польши, одна на Литву под предводительством Хованского, другая на Украину под предводительством Шереметьева, но встретили солдат, обученных и закаленных в войне со шведами, которые в то время были первыми в Европе по своей военной тактике и организации. Чарнецкий с Сапегой разбили Хованского при Ляховицах, а потом при реках Базип и Друче, принуждая его повернуть к Полоцку, Потоцкий и Любомирский принудили Шереметьева капитулировать в лагере под Чудновым. По возвращении Литвы и Украины, вся война вращалась с тех пор около приобретения перевеса над казачеством, которое, беспрерывно бунтуя против своих гетманов, переходило то на ту, то на другую сторону. В 1659 г. казаки выгнали Выговского, избрали гетманом Юрия Хмельницкого, сына Богдана, и, порывая гадячский договор, снова поддались к России. Победа при Чуднове вернула их Польше, однако заднепровская Украина оторвалась, при особом гетмане осталась под Россией и постоянно вела борьбу с польским казачеством. Стефан Чарнецкий с новым казацким гетманом, доброжелательным Польше Тетерею, едва только успел удержаться на этой стороне Днепра, а большие походы Яна Казимира в 1663 и 1664 г. не привели ни к каким результатам вследствие внутреннего замешательства, местом действия которого стала Польша. Последняя была уже слишком озабочена своими внутренними делами, чтобы уметь настойчиво воспользоваться военным перевесом над Россией.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.