Казимир Ягеллон не довершил дела, над которым трудился всю жизнь с такой настойчивостью. В момент его смерти (7 июня 1492) страны, подчиненные скипетру Ягеллонов: Польша, Литва, Пруссия, Чехия, Венгрия и Валахия, не были еще соединены настолько тесно, как об этом мечтал величайший из Ягеллонов, не была создана новая внутренняя организация, которая должна была обеспечить правильное развитие государства и большую внешнюю силу в будущем. Никто однако не оставлял своим наследникам наследства больше и богаче. Заняв престол после поражения при Варне, он соединил Польшу более тесной связью с Литвой, возвратил Пруссию, привел в вассальную зависимость Валахию,
распространил господство династии на Чехию и Венгрию. Занявши престол государства, взволнованного вельможами, он восстановил авторитет монаршей власти, уничтожил привилегии и на место эгоизма сословий поставил идею общественного блага. После него остались два политические принципа, которые он прививал в сердцах и умах народа: смелый почин во внешней политике и союз короля с массою «шляхты» — во внутренней. Самым дорогим однако для народа наследством после Казимира Ягеллона были его пять сыновей (шестой: Казимир святой умер преждевременно в 1483 г., которым он вместе со своей женой, а их матерью, Елизаветою Австрийской, женщиной редкого ума и характера, дал прекрасное воспитание и завещал свою вполне династическую политику. Королевские сыновья учились у таких учителей, как историк Длугош и Филипп Буонакорси, известный во всей Европе под псевдонимом Каллимаха гуманист, в тайны ведения государственных дел они были посвящаемы под непосредственным руководством отца и уже принимали в них активное участие. Однако это не изгладило выдающихся различий, которые нетрудно было заметить в их характерах. Фридрих, любящий весело пожить, по своей слабохарактерности более всего был похож на самаго старшаго брата, Владислава, совершенно не способного короля Чехии и Венгрии, Сигизмунд отличался храбростью, ласковостью в обращении и безукоризненною нравственностью, в характере Александра выдавалось чисто литовское упорство, соединявшееся с наружным спокойствием и равнодушием. Один только Ян Альбрехт проникся самодержавной политикой отца и, казалось, во всем превосходил братьев, он же стал во главе их и первый взял в свои руки дело отца.
Сейчас же после смерти Казимира подняла голову аристократическая анархия, подавлявшаяся его железной рукой. Литовские «паны», не спрашиваясь Польши, провозгласили своим великим князем Александра и заставили заплатить себе за это избрание большими привилегиями, у польских «панов», собравшихся на выборы в Петркове и выдвигавших разных кандидатов, даяже князей мазовецких, очевидно был на уме такой же торг. Альбрехт, видя это, приводит в Петрков вооруженный отряд и силой заставляет признать и короновать себя. Нельзя было резче возобновить традицию отца и более открыто бросить перчатку «можновладству», во главе которого стоял двоюродный брат Сбигнева Олесницкого, тоже Сбигнев и тоже архиепископ гнезненский. Против возможного с этой стороны сопротивления Альбрехт обеспечивает себя немедленно заключенным в 1492 г. договором в Будапеште с братом Владиславом, в силу которого оба брата обещают друг другу помощь против нарушителей внутреннего порядка. Но более действительную опору своему правлению молодой король нашел в традиционном союзе со «шляхтой». Первые годы своего царствования он посвящает удовлетворению её интересов, так долго остававшихся в пренебрежении. На двух великих сеймах 1493 и 1496 гг., происходивших в Петркове, обеспечена была ей опека закона, упорядочены суды земские и гродские, ограничена компетенция судов церковных, строгими постановлениями обузданы разбои и насилия и наконец отменены законы, стесняющие благосостояние «шляхты». В этом деле Альбрехт зашел слишком далеко, он дозволил «шляхте» захватить все церковные должности в ущерб интеллигенции, образующейся из низших сословий, забывая, что когда-нибудь и города и простой народ могут сделаться необходимой опорой государства, он не удержал шляхты от вступления на тот путь, который вел к упадку городов и неволе народа, и позволял ей эксплуатировать весь народ. Но шляхта не забыла о короле. Огромные налоги, вотированные сеймами и падавшие без всяких исключений на шляхту, панов, духовенство и города, наполнили казну, поддержка шляхты принудила вельмож к невиданному до того времени повиновению и покорности. Две высшие должности, которые до сих пор занимали вожди можновладства в борьбе с королем — епископство краковское и архиепископство гнезненское, в 1493 г. занял и совместил брат короля, Фридрих, искренно ему преданный. После «можновладства» пришла очередь коронных вассалов. В 1494 г. король приобрел покупкой княжество заторское и присоединил его к государству, как интегральную часть. Княжество плоцкое после бездетной смерти князя Януша II в 1495 г. вернулось к короне, последний же из мазовецких Пястов, Конрад III, оставленный в восточной Мазовии, должен был признать полную свою зависимость от польского короля. Тевтонскому ордену угрожала идея перенесения его в Подолий для борьбы с татарами и турками, нашедшая влиятельного последователя в епископе Вармийском, советнике Альбрехта, Луке Ватцелроде. Поэтому магистр ордена иоанн Тиффен не только прекратил вражду к Польше, но даяже лично, по призыву короля, отправился со своими рыцарями в поход 1497 г. Итак Польша пользовалась внутренним спокойствием и безопасностью, как никогда прежде, и могла направить все свои огромные силы в ту сторону, где ей предстояло выполнить великую историческую миссию. Эта миссия представлялась ей на Востоке, для котораго долгое царствование Казимира Ягеллона не прошло без значительных следов.
Казимир сдерживал слишком далеко заходившие стремления поляков по отношению к Литве с той только целью, чтобы сильнее упрочить унию её с Польшей и открыть более широкий путь мирному влиянию польской цивилизации в Литве. Поэтому в 15-м веке Литва, несмотря на городельскую унию, остается отдельным государством и ревниво оберегает свою самостоятельность, но, развиваясь по образцу и при помощи Польши, она все более к ней приближается и все более делается на нее похожей. Польская политическая организация (воеводства, каштелянства), ограничивавшаяся первоначально собственно Литвой (Вильно, Троки), постепенно распространяется на её восточные, русския области, судебная организация развивается на польских образцах, города по примеру Польши принимают колонистов и общинное немецкое устройство, а вместе с ними промышленность и торговлю Запада. Население возрастает количественно, возрастают благосостояние и просвещение, дух свободы, веющий из Польши, потрясает феодализм и распространяется и в низших слоях народа. Большим шагом вперед по этому пути была для Литвы привилегия Казимира Ягеллона 1457 г., которая освобождала шляхту от самых тяжелых повинностей, давала ей личную свободу в отношениях семейных и имущественных, обеспечивала от произвола правителей и отдавала в её власть деревенское население. Литовское можновладство достигает по примеру польских панов такой самостоятельности, что после смерти Казимира Ягеллона не только, не ожидая нового польского короля, избирает своим великим князем Александра, но при этом удобном случае вынуждает его дать грамоту, в которой великий князь обещает не изменять собственною властью постановлений, принятых им в совете литовских панов, и тем самым допускает можновладство к законному участию в правлении.
Литовский элемент, несмотря па принятие католицизма, стоит однако на втором плане по отношению к русскому, который господствует в устной речи и в письменности даже в правительственных сферах и при великокняжеском дворе и имеет свой центр тяжести в Вильне. Все это однако относится только к Белой Руси, так как Русь южная, лежащая ниже Припяти, развивалась совсем особым путем.
Она состояла из двух больших областей, из которых одну образовала Волынь, другую — Червонная Русь. Эта последняя вместе с землею Белзкою (присоединенной в 1462 г.) и Подолией (занятой в 1430 г.) составляла интегральную часть польского государства и грамотами Казимира Ягеллона 1456 г. была совершенно сравнена в отношении прав и порядка управления с другими областями Речи-Посполитой. Вторая половина XV века была решительным моментом для Червонной Руси и Подолий. Усердная хозяйственная деятельность, поддерживаемая непрестанной польской колонизацией и немецкими поселениями в городах, превращает русские пустыри в страну населенную, богатую, счастливую, текущую молоком и медом. Многочисленные польские роды, переселившиеся в эту страну: Одровонжи, Ходецкие, Ярославские, Бучацкие, занимая высшие должности на Руси, приобретя там большие имения, вполне сжились с местными условиями, можно сказать, сделались ея гражданами и, соединившись многочисленными узами с русской шляхтою, привлекали ее к католицизму и полонизму. Католическая иерархия распространяется на Червонной Руси в эти времена более, чем когда бы-то ни было прежде, благодаря мудрому хозяйству, особенно архиепископа львовского, Григория из Санока, приобретает себе сильную материальную опору и не только присваивает себе над русской иерархией первенство, но даже некоторое влияние и власть. Начиная с конца XV века, Червонная Русь и Подолия становятся провинциями до такой степени польскими, что шляхта их вместе с остальной польской шляхтой стремится к участию в общественной жизни, в сейме и сеймиках, а тем самым стремится уже не к унии, а к большей и большей централизации.
Особенное положение занимает Волынь, которая еще до 1452 г. имела в лице Свидригайлы своего отдельного князя. После его смерти Волынь удерживает в своем владении Литва, великий князь литовский назначает волынских чиновников, сановники волынские заседают в литовском сенате, литовские законы распространяются и на Волынь, доходы с Волыни поступают в литовскую казну. При всем том однако Литва, видя, что взоры поляков непрестанно обращаются на Волынь, принуждена предоставить ей самоуправление в самом широком смысле этого слова. Знатные русские роды, поселившиеся на Волыни: Сангушки, Острожские, Чарторыйские, держат в своих руках её судьбы. Однако волынские русины, трудясь для развития своей страны и имея выбор между польской и литовской цивилизацией, очевидно обращаются к более сильной, т.е. к первой, и заимствуют из нее щедрой рукой все, что только возможно взять: политическое и судебное устройство, законы и обычаи, принимая польския вольности в большей степени, чем Литва, они вырабатывают у себя среднее шляхетское сословие, которого почти совершенно еще не было в Литве. Соединенная политически с Литвой, Волынь в конце ХV века, в отношении своего развития и характера жизни, является польской, или по крайней мере полу-польской областью, естественным посредником между Польшей и Литвой.
На все это столь сильное развитие Литвы и Руси, а вместе с тем и на культурное движение Польши на восток оказало сильное влияние в ХV веке новое событие, в высшей степени важное. Поражение Витовта при Ворскле в 1422 г. не позволило стремлению Польши и Литовской Руси к востоку достигнуть своих естественных границ — Черного моря и больших степей, отделяющих Европу от Азии.
К тому же тотчас на этих границах появляются, или, по крайней мере, усиливаются и вступают в новую фазу жизни политические организации, которыя кладут преграду дальнейшему движению Польши и Руси на восток, а вскоре начинают угрожать этому движению даже в его точках отправления. Это — Москва, Крым и Валахия.
Не всю Русь подчинил своей власти великий князь литовский Гедимин, остались еще на севере два торговые города, граничившие с Литвой и имевшие республиканское устройство: Новгород и Псков, осталось еще несколько княжеств, дальше других выдвинутых к востоку: Рязань, Суздаль, Тверь и Москва. Княжества эти находились под страшным игом монголов, которое своим диким, варварским влиянием задерживало их естественное развитие и разрывало их связи с цивилизованным миром. Однако монгольское иго развило в этой части русского народа ту силу тихого сопротивления и выносливости, которая сделалась самой выдающейся его чертой и фактором его величия впоследствии. Татарские ханы, желая в этих крайних владениях своего обширного государства обеспечить себе порядок, правильную уплату дани и доставление военных вспомогательных отрядов, поддерживали власть князей над подчиненным им народом, способствовали её росту, завоеванию соседних чудских и финских племен, соединению отдельных, разрозненных княжеств в руках одного владетеля, пока такой владетель не начинал казаться им самим слишком могущественным и опасным. Тогда хан призывал его к себе и устранял посредством жестокого приговора, или же в случае неповиновения высылал против него грозные полчища, подавлял бунт и возводил на княжеский престол другого претендента. В таком ужасном кругу вращалась история Северной Руси в ХIII и XIV веках. В эти то времена московские князья приобрели решительный перевес над соседними князьями, создали в Москве центр политической и религиозной жизни этой части Руси, наконец провозгласили даже идею низвержения монгольского ига. Уже Дмитрий Донской, великий князь московский, победоносной битвой на Куликовом поле в 1380 г. доказал, что могущество татар не есть нечто несокрушимое. Одно сражение не могло однако решить всего дела. Тем временем соединение Литвы с Польшей еще усилило значение Москвы, так как создало в ней точку опоры для тех соседних русинов, которые с недовольством переносили господство Литвы и опасались возрастающаго влияния Польши и ея католической церкви. Церковная флорентинская уния, непопулярная среди многих, увеличила обаяние московского митрополита, который остался верен восточной церкви. Наконец в 1462 г. на великокняжеский престол вступил Иоанн III, называемый Великим, который открыл новую эру в истории Северной Руси.
Победивши в кровопролитной борьбе и присоединивши к своему государству Новгород, Тверь, Ростов и Ярославль и укрепив таким образом свои силы, он обратил их против татар, в 1480 г. окончательно свергнул их иго и начал наступательную борьбу с ханами казанских татар. Одновременно с этим иоанн предпринял план еще более смелый — соединить всю Русь под своим скипетром. С этой целью, для усиления своего влияния, он в 1472 г. вступил в брак с Софией, дочерью последнего Палеолога, и этим признал себя наследником Византийской империи, призывал к своему двору греков и даже итальянцев, работал усиленно при содействии их над поднятием цивилизации в стране, над улучшением военного и политического устройства и народного хозяйства, ввел великое княжество московское в связь с Западом и всюду завел дипломатическия отношения.
Таким образом стали друг против друга две грозные силы, стремившияся к одной цели — объединению Руси, но каждая в особом направлении. Великий князь московский создавал из неё одно самостоятельное, отдельное православное целое. Литва с поддерживающей ее Польшей сближала занятые ей русские области с католическим западом и распространяла в них ассимилирующее влияние польской цивилизации. Между такими двумя прямо противоположными направлениями необходимо должна была возникнуть вековая борьба, которая могла разрешиться только окончательным поражением и сокрушением одной из сторон. Борьба эта уже началась в царствование Казимира Ягеллона, когда Иоанн отнял у Литвы захваченное некогда Витовтом верховенство над Новгородом и Псковом, когда же литовцы после смерти Казимира получили особого государя в лице Александра и временно потеряли поддержку Польши, сейчас же начались кровавые войны, во время которых победитель Иоанн уже в 1492 г. на счет Литвы выдвинул свои границы далеко на юг вплоть до реки Десны.
На первых порах более грозным врагом для Польши сделался Крым. Часть великой орды монгольской заняла Перекоп на Крымском полуострове и образовала в XV веке отдельную орду под главенством особой династии Гиреев. Находясь постоянно во враждебных отношениях с Золотой ордой, т.е. с татарами заволжскими, крымские татары искали сначала помощи в Литве, но когда в 1469 г. во главе их стал Менгли-Гирей, то он нашел более подходящего союзника в Москве, решившей свергнуть иго заволжских татар, и тем самым сделался врагом Польши и Литвы, воюющей с Москвой. Следовательно, обстоятельства сложились таким образом, что Москва в союзе с Крымом выступала против Польши и Литвы, соединяющейся с Золотой ордой, и, действуя наступательно, получала тем большую выгоду, что Польша, занятая прусскими и чешскими делами, не могла решительно обратить своих сил на восток. Дикие татарские полчища бросались на недавно еще возникшия селения Волыни и Подолий, все, чего нельзя было забрать с собою, уничтожали огнем и мечем, население забирали в неволю и уходили с добычей в свои далекия кочевья. Благодаря этому колонизационная и хозяйственная деятельность на Волыни и Подолий нуждалась в постоянной обороне, плуг должен был побрататься с оружием. Возникла особая система защиты южнорусских земель. Там, где оканчивалась дикая степь, отделявшая русские селения от татарских кочевьев, начинался ряд укрепленных замков, идя по линии Киева, Винницы, Брацлава и Бара. За одним рядом шел другой до Луцка, Львова и Каменца (Каменец Подольска). В этих «гродах» при известии о нашествии собирались окрестные жители с своим имуществом и защищались, пока татары не обращались в бегство при приближении войска. Однако такая система защиты не могла быть достаточной. Пока собиралась вооруженная рать для отражения нашествия, уже целые округа подвергались грабежу и опустошению, которого нельзя было поправить, разбив настигнутую татарскую орду и отобрав пленников и добычу.
Борьбу с татарами затрудняла начавшаяся в то же время борьба с Валахией и стоявшей за ней Турцией. По склонам Карпатских гор, в бассейнах Днестра, Серета и Прута, простираясь до берегов Черного моря, лежала страна малонаселенная, еще того менее цивилизованная, известная под именем Молдавии или Валахии. Польша столкнулась с ней уже во времена Казимира Великого, в момент занятия Червонной Руси. Валашские воеводы находили для себя выгодным покровительство Польши, поэтому со времен Владислава Ягеллы они признавали себя её вассалами и, обеспечивая этим себя от враждебных соседей: венгров, татар и турок, искали в союзе с Польшей торговых и, культурных выгод. Между тем турки после победы, одержанной на полях Варны, после завоевания Константинополя в 1453 г., отброшенные от границ Венгрии оружием Гуниадов, обратились к Черному морю и завладели его берегами, завоевав последнюю генуэзскую факторию в Крыму и захватив Килию и Белгород, два города, запирающие устья Дуная и Днестра. Валашским господарем был тогда Стефан IV, человек дикого, но хитрого и настойчивого характера, который помышлял достигнуть полной независимости и стремился к ней, возбуждая вражду между соседями: Польшей, Венгрией и Турцией, и перекидываясь от одной стороны к другой.
Итак на восточной границе Речи Посполитой накопилась масса трудных и запутанных дел и обстоятельств, требовавших решительных и хорошо направленных действий. О том, как и где следовало нанести первый удар, совещался Альбрехт со своим советником Каллимахом, об этом же держал он совет с братьями на сезде в Левочи в 1494 г., а потом еще в 1496 г. с братом Александром в Парчове. Какие там составлялись проекты и планы, никто не смог узнать, теперь же нам приходится с трудом только догадываться об этом. Фактически несомненно то, что старались отвратить столкновение с Москвой или, но крайней мере, отсрочить его. Так великий князь Литовский Александр в 1494 г., заключив мир с Иваном Васильевичем, старался упрочить его, женившись на его дочери Елене. Путем значительных уступок успокаивали одну сторону, чтобы с тем большей силой ударить на другую, туда, где были самые насущные интересы как Польши, так и Литвы. Самым важным фактором их благосостояния была торговля, в которой оне играли роль посредниц между далеким Западом и Востоком, владея двумя великими торговыми путями, соединяющими Черное море с Балтийским. Один из этих путей выходил из Крыма и через Киев и Вильно шел к Кролевцу (Кенигсбергу) и Риге. Началом второго был Белгород, дальнейшими этапными пунктами — Сучава, столица Молдавии, Львов и Краков, где путь этот разветвлялся к западу на Вроцлав и к северу по направлению к Гданску (Данцигу). Татары и турки, заняв Крым и Белгород, перерезали эти пути — самые жизненные артерии благосостояния и развития Польши и Литвы. Отстаивая их, нужно было отвоевать их вплоть до берегов Черного моря, добыть для одного из них Крым, а для другого — Белгород.
На первых порах ограничились этой последней задачей. Дорога в Белгород шла однако через Валахию, которую турки могли занять каждую минуту и из которой они могли сделать себе укрепленные ворота для нападений на всю Русь и Польшу. Итак братья Ягеллоны, заключая тесный союз в Левочи, советовались о завоевании Валахии. На Валашском престоле должен был сесть Сигизмунд, не получивший еще никакой короны.
Следовательно, огромный поход в Молдавию в 1497 г. под личным предводительством Альбрехта был великим народным предприятием. К сожалению, предприятие это не удалось. Прежде всего подвели Альбрехта братья, удерживаемые своими собственными подданными. Александр выслал ему на помощь только незначительный отряд, сам же со всеми силами Литвы стал в Брацлаве, удерживая татар и вместе с тем не спуская глаз с Москвы. Неспособный Владислав Венгерский не только не доставил вспомогательного войска, но даже не удержал венгров от оказания помощи Валахии, которую они всегда ревниво оберегали от поляков. Польское войско осадило столицу Молдавии Сучаву, но, когда осада затянулась, а болезнь Альбрехта, недостаток провианта и партизанская война, которую вел Стефан с помощью турок и венгерцев, вызвали волнение в лагере, было решено отступить через буковинский лес самым кратким, но вместе с тем и самым трудным путем. Во время печального отступления пала значительная часть польского рыцарства, так как мстительные валахи избивали все отстававшие от главного войска отряды.
Вслед за этой неудачей на Польшу сейчас же обрушилось два больших нашествия турок, которых сумел поднять против неё валашский воевода. Губительные полчища турок заходили в 1498 г. даже за Сандомир, пока суровая зима не принудила их к неприятному возвращению. Народное ополчение (посполитое рушение), собиравшееся медленно и недисциплинированное, не смогло предупредить опустошения страны, захвата пленников и добычи. Хуже всего было то, что исчезло обаяние, которое имело польское оружие до тех пор в этих странах, с этого времени стали свирепствовать татарские нашествия, ангел опустошения парил над Волынью, Русью и Пододией, и много здесь погибло плодов векового колонизационного и просветительного труда.
Первой задачей короля сделалось теперь отвращение от страны ужаса турецких нашествий. С этой целью предпринимаются многочисленные дипломатические переговоры с Венгрией, с Римом, с Венецией, Германией и даже с Францией, с которой Ягеллоны в 1500 г. заключают союз. Обеспечив себя таким образом с востока, Альбрехт обращает все свое внимание на дела Тевтонского ордена, новый магистр которого Фридрих, князь саксонский отказывался принести королю вассальную присягу. С какой решительностью принялся король за дело, окончательной целью которого должно было быть присоединение земель ордена к короне, и какой поддержкой шляхты пользовались и это дело, и вообще политика короля, несмотря на предшествовавшия неудачи — лучшим доказательством всего этого был сейм 1501 г. Это единственный сейм, который ограничил в пользу короля собственные прерогативы, признав за королем право созывать «посполитое рушение» (народное ополчение) без разрешения сейма. Внезапная смерть короля прервала эта проекты и заставила обратить внимание опять на восток, на Литву и Русь.
Буковинское поражение повело однако и к благоприятным для Польши результатам. Южная Русь, отрезанная от моря татарами и турками, лишенная своих сплавных путей: Днестра, Буга и Днепра, а тем самым и вывоза своих произведений, утратила основы своего материального развития, могла их искать только в Польше и, не будучи в состоянии думать о самостоятельности, должна была как можно теснее соединяться с Польшей. Точно также становившиеся все более смелыми нападения Москвы принуждали литовских можновладцев оглядываться на Польшу, которой они уже воспользовались для усиления своего личного положения, которой они старались во всем подражать при Казимире Ягеллоне, но от которой они до сих пор сторонились, опасаясь её перевеса и влияния. Теперь, когда упорный и настойчивый враг сильно теснил их, они, не имея другого исхода, спешили заявить свою приязнь к полякам. Поэтому в 1499 г. они возобновили унию, видя, что брак Александра на Елене, дочери Ивана Васильевича, не помешает новой войне. Когда же Брянск, Путивль и Дорогобуж попали в руки победоносного Иоанна, а гетман литовский Константин Острожский проиграл битву при Ведроше (1500), в Польше по смерти Альбрехта последовало избрание королем великого князя Александра, минуя любимого всеми Сигизмунда, и новое подтверждение унии в 1501 г. в Мельнике. Заключено было обязательство сообща выбирать короля польского и вместе великого князя литовского, собирать общие сеймы и вести сообща войны. После коронации и установления податей Александр немедленно выехал с польскими подкреплениями в Литву, чтобы успешнее вести войну с Москвой.
---
Владислав Ягеллон, первый сын Казимира и Елизаветы, род. в 1455 г., избран королем чешским в 1471 г., венгерским в 1490, умер в 1516 г., оставив сына Людовика. Казимир, второй сын, родился в 1458, умер 1483, причислен к лику святых в 1520. Ян Альбрехт, третий сын, родился 1459, избран польским королем в 1492 г., умер бездетным 8 июня 1501 г. Александр, четвертый сын, род. в 1460 г., вступил на литовский престол в 1492 г., избран на польский престол в 1501 г., умер 19 августа 1506 г. в Вильве. От жены Елены, дочери московского князя Ивана Васильевича, потомства не оставил. Сигизмунд, пятый сын, впоследствии король, Фридрих родился в 1468 г., сделан епископом краковским в 1488 г., с 1493 также и архиепископом грозненским, с 1495 г. кардиналом, умер в 1503 г.
распространил господство династии на Чехию и Венгрию. Занявши престол государства, взволнованного вельможами, он восстановил авторитет монаршей власти, уничтожил привилегии и на место эгоизма сословий поставил идею общественного блага. После него остались два политические принципа, которые он прививал в сердцах и умах народа: смелый почин во внешней политике и союз короля с массою «шляхты» — во внутренней. Самым дорогим однако для народа наследством после Казимира Ягеллона были его пять сыновей (шестой: Казимир святой умер преждевременно в 1483 г., которым он вместе со своей женой, а их матерью, Елизаветою Австрийской, женщиной редкого ума и характера, дал прекрасное воспитание и завещал свою вполне династическую политику. Королевские сыновья учились у таких учителей, как историк Длугош и Филипп Буонакорси, известный во всей Европе под псевдонимом Каллимаха гуманист, в тайны ведения государственных дел они были посвящаемы под непосредственным руководством отца и уже принимали в них активное участие. Однако это не изгладило выдающихся различий, которые нетрудно было заметить в их характерах. Фридрих, любящий весело пожить, по своей слабохарактерности более всего был похож на самаго старшаго брата, Владислава, совершенно не способного короля Чехии и Венгрии, Сигизмунд отличался храбростью, ласковостью в обращении и безукоризненною нравственностью, в характере Александра выдавалось чисто литовское упорство, соединявшееся с наружным спокойствием и равнодушием. Один только Ян Альбрехт проникся самодержавной политикой отца и, казалось, во всем превосходил братьев, он же стал во главе их и первый взял в свои руки дело отца.
Сейчас же после смерти Казимира подняла голову аристократическая анархия, подавлявшаяся его железной рукой. Литовские «паны», не спрашиваясь Польши, провозгласили своим великим князем Александра и заставили заплатить себе за это избрание большими привилегиями, у польских «панов», собравшихся на выборы в Петркове и выдвигавших разных кандидатов, даяже князей мазовецких, очевидно был на уме такой же торг. Альбрехт, видя это, приводит в Петрков вооруженный отряд и силой заставляет признать и короновать себя. Нельзя было резче возобновить традицию отца и более открыто бросить перчатку «можновладству», во главе которого стоял двоюродный брат Сбигнева Олесницкого, тоже Сбигнев и тоже архиепископ гнезненский. Против возможного с этой стороны сопротивления Альбрехт обеспечивает себя немедленно заключенным в 1492 г. договором в Будапеште с братом Владиславом, в силу которого оба брата обещают друг другу помощь против нарушителей внутреннего порядка. Но более действительную опору своему правлению молодой король нашел в традиционном союзе со «шляхтой». Первые годы своего царствования он посвящает удовлетворению её интересов, так долго остававшихся в пренебрежении. На двух великих сеймах 1493 и 1496 гг., происходивших в Петркове, обеспечена была ей опека закона, упорядочены суды земские и гродские, ограничена компетенция судов церковных, строгими постановлениями обузданы разбои и насилия и наконец отменены законы, стесняющие благосостояние «шляхты». В этом деле Альбрехт зашел слишком далеко, он дозволил «шляхте» захватить все церковные должности в ущерб интеллигенции, образующейся из низших сословий, забывая, что когда-нибудь и города и простой народ могут сделаться необходимой опорой государства, он не удержал шляхты от вступления на тот путь, который вел к упадку городов и неволе народа, и позволял ей эксплуатировать весь народ. Но шляхта не забыла о короле. Огромные налоги, вотированные сеймами и падавшие без всяких исключений на шляхту, панов, духовенство и города, наполнили казну, поддержка шляхты принудила вельмож к невиданному до того времени повиновению и покорности. Две высшие должности, которые до сих пор занимали вожди можновладства в борьбе с королем — епископство краковское и архиепископство гнезненское, в 1493 г. занял и совместил брат короля, Фридрих, искренно ему преданный. После «можновладства» пришла очередь коронных вассалов. В 1494 г. король приобрел покупкой княжество заторское и присоединил его к государству, как интегральную часть. Княжество плоцкое после бездетной смерти князя Януша II в 1495 г. вернулось к короне, последний же из мазовецких Пястов, Конрад III, оставленный в восточной Мазовии, должен был признать полную свою зависимость от польского короля. Тевтонскому ордену угрожала идея перенесения его в Подолий для борьбы с татарами и турками, нашедшая влиятельного последователя в епископе Вармийском, советнике Альбрехта, Луке Ватцелроде. Поэтому магистр ордена иоанн Тиффен не только прекратил вражду к Польше, но даяже лично, по призыву короля, отправился со своими рыцарями в поход 1497 г. Итак Польша пользовалась внутренним спокойствием и безопасностью, как никогда прежде, и могла направить все свои огромные силы в ту сторону, где ей предстояло выполнить великую историческую миссию. Эта миссия представлялась ей на Востоке, для котораго долгое царствование Казимира Ягеллона не прошло без значительных следов.
Казимир сдерживал слишком далеко заходившие стремления поляков по отношению к Литве с той только целью, чтобы сильнее упрочить унию её с Польшей и открыть более широкий путь мирному влиянию польской цивилизации в Литве. Поэтому в 15-м веке Литва, несмотря на городельскую унию, остается отдельным государством и ревниво оберегает свою самостоятельность, но, развиваясь по образцу и при помощи Польши, она все более к ней приближается и все более делается на нее похожей. Польская политическая организация (воеводства, каштелянства), ограничивавшаяся первоначально собственно Литвой (Вильно, Троки), постепенно распространяется на её восточные, русския области, судебная организация развивается на польских образцах, города по примеру Польши принимают колонистов и общинное немецкое устройство, а вместе с ними промышленность и торговлю Запада. Население возрастает количественно, возрастают благосостояние и просвещение, дух свободы, веющий из Польши, потрясает феодализм и распространяется и в низших слоях народа. Большим шагом вперед по этому пути была для Литвы привилегия Казимира Ягеллона 1457 г., которая освобождала шляхту от самых тяжелых повинностей, давала ей личную свободу в отношениях семейных и имущественных, обеспечивала от произвола правителей и отдавала в её власть деревенское население. Литовское можновладство достигает по примеру польских панов такой самостоятельности, что после смерти Казимира Ягеллона не только, не ожидая нового польского короля, избирает своим великим князем Александра, но при этом удобном случае вынуждает его дать грамоту, в которой великий князь обещает не изменять собственною властью постановлений, принятых им в совете литовских панов, и тем самым допускает можновладство к законному участию в правлении.
Литовский элемент, несмотря па принятие католицизма, стоит однако на втором плане по отношению к русскому, который господствует в устной речи и в письменности даже в правительственных сферах и при великокняжеском дворе и имеет свой центр тяжести в Вильне. Все это однако относится только к Белой Руси, так как Русь южная, лежащая ниже Припяти, развивалась совсем особым путем.
Она состояла из двух больших областей, из которых одну образовала Волынь, другую — Червонная Русь. Эта последняя вместе с землею Белзкою (присоединенной в 1462 г.) и Подолией (занятой в 1430 г.) составляла интегральную часть польского государства и грамотами Казимира Ягеллона 1456 г. была совершенно сравнена в отношении прав и порядка управления с другими областями Речи-Посполитой. Вторая половина XV века была решительным моментом для Червонной Руси и Подолий. Усердная хозяйственная деятельность, поддерживаемая непрестанной польской колонизацией и немецкими поселениями в городах, превращает русские пустыри в страну населенную, богатую, счастливую, текущую молоком и медом. Многочисленные польские роды, переселившиеся в эту страну: Одровонжи, Ходецкие, Ярославские, Бучацкие, занимая высшие должности на Руси, приобретя там большие имения, вполне сжились с местными условиями, можно сказать, сделались ея гражданами и, соединившись многочисленными узами с русской шляхтою, привлекали ее к католицизму и полонизму. Католическая иерархия распространяется на Червонной Руси в эти времена более, чем когда бы-то ни было прежде, благодаря мудрому хозяйству, особенно архиепископа львовского, Григория из Санока, приобретает себе сильную материальную опору и не только присваивает себе над русской иерархией первенство, но даже некоторое влияние и власть. Начиная с конца XV века, Червонная Русь и Подолия становятся провинциями до такой степени польскими, что шляхта их вместе с остальной польской шляхтой стремится к участию в общественной жизни, в сейме и сеймиках, а тем самым стремится уже не к унии, а к большей и большей централизации.
Особенное положение занимает Волынь, которая еще до 1452 г. имела в лице Свидригайлы своего отдельного князя. После его смерти Волынь удерживает в своем владении Литва, великий князь литовский назначает волынских чиновников, сановники волынские заседают в литовском сенате, литовские законы распространяются и на Волынь, доходы с Волыни поступают в литовскую казну. При всем том однако Литва, видя, что взоры поляков непрестанно обращаются на Волынь, принуждена предоставить ей самоуправление в самом широком смысле этого слова. Знатные русские роды, поселившиеся на Волыни: Сангушки, Острожские, Чарторыйские, держат в своих руках её судьбы. Однако волынские русины, трудясь для развития своей страны и имея выбор между польской и литовской цивилизацией, очевидно обращаются к более сильной, т.е. к первой, и заимствуют из нее щедрой рукой все, что только возможно взять: политическое и судебное устройство, законы и обычаи, принимая польския вольности в большей степени, чем Литва, они вырабатывают у себя среднее шляхетское сословие, которого почти совершенно еще не было в Литве. Соединенная политически с Литвой, Волынь в конце ХV века, в отношении своего развития и характера жизни, является польской, или по крайней мере полу-польской областью, естественным посредником между Польшей и Литвой.
На все это столь сильное развитие Литвы и Руси, а вместе с тем и на культурное движение Польши на восток оказало сильное влияние в ХV веке новое событие, в высшей степени важное. Поражение Витовта при Ворскле в 1422 г. не позволило стремлению Польши и Литовской Руси к востоку достигнуть своих естественных границ — Черного моря и больших степей, отделяющих Европу от Азии.
К тому же тотчас на этих границах появляются, или, по крайней мере, усиливаются и вступают в новую фазу жизни политические организации, которыя кладут преграду дальнейшему движению Польши и Руси на восток, а вскоре начинают угрожать этому движению даже в его точках отправления. Это — Москва, Крым и Валахия.
Не всю Русь подчинил своей власти великий князь литовский Гедимин, остались еще на севере два торговые города, граничившие с Литвой и имевшие республиканское устройство: Новгород и Псков, осталось еще несколько княжеств, дальше других выдвинутых к востоку: Рязань, Суздаль, Тверь и Москва. Княжества эти находились под страшным игом монголов, которое своим диким, варварским влиянием задерживало их естественное развитие и разрывало их связи с цивилизованным миром. Однако монгольское иго развило в этой части русского народа ту силу тихого сопротивления и выносливости, которая сделалась самой выдающейся его чертой и фактором его величия впоследствии. Татарские ханы, желая в этих крайних владениях своего обширного государства обеспечить себе порядок, правильную уплату дани и доставление военных вспомогательных отрядов, поддерживали власть князей над подчиненным им народом, способствовали её росту, завоеванию соседних чудских и финских племен, соединению отдельных, разрозненных княжеств в руках одного владетеля, пока такой владетель не начинал казаться им самим слишком могущественным и опасным. Тогда хан призывал его к себе и устранял посредством жестокого приговора, или же в случае неповиновения высылал против него грозные полчища, подавлял бунт и возводил на княжеский престол другого претендента. В таком ужасном кругу вращалась история Северной Руси в ХIII и XIV веках. В эти то времена московские князья приобрели решительный перевес над соседними князьями, создали в Москве центр политической и религиозной жизни этой части Руси, наконец провозгласили даже идею низвержения монгольского ига. Уже Дмитрий Донской, великий князь московский, победоносной битвой на Куликовом поле в 1380 г. доказал, что могущество татар не есть нечто несокрушимое. Одно сражение не могло однако решить всего дела. Тем временем соединение Литвы с Польшей еще усилило значение Москвы, так как создало в ней точку опоры для тех соседних русинов, которые с недовольством переносили господство Литвы и опасались возрастающаго влияния Польши и ея католической церкви. Церковная флорентинская уния, непопулярная среди многих, увеличила обаяние московского митрополита, который остался верен восточной церкви. Наконец в 1462 г. на великокняжеский престол вступил Иоанн III, называемый Великим, который открыл новую эру в истории Северной Руси.
Победивши в кровопролитной борьбе и присоединивши к своему государству Новгород, Тверь, Ростов и Ярославль и укрепив таким образом свои силы, он обратил их против татар, в 1480 г. окончательно свергнул их иго и начал наступательную борьбу с ханами казанских татар. Одновременно с этим иоанн предпринял план еще более смелый — соединить всю Русь под своим скипетром. С этой целью, для усиления своего влияния, он в 1472 г. вступил в брак с Софией, дочерью последнего Палеолога, и этим признал себя наследником Византийской империи, призывал к своему двору греков и даже итальянцев, работал усиленно при содействии их над поднятием цивилизации в стране, над улучшением военного и политического устройства и народного хозяйства, ввел великое княжество московское в связь с Западом и всюду завел дипломатическия отношения.
Таким образом стали друг против друга две грозные силы, стремившияся к одной цели — объединению Руси, но каждая в особом направлении. Великий князь московский создавал из неё одно самостоятельное, отдельное православное целое. Литва с поддерживающей ее Польшей сближала занятые ей русские области с католическим западом и распространяла в них ассимилирующее влияние польской цивилизации. Между такими двумя прямо противоположными направлениями необходимо должна была возникнуть вековая борьба, которая могла разрешиться только окончательным поражением и сокрушением одной из сторон. Борьба эта уже началась в царствование Казимира Ягеллона, когда Иоанн отнял у Литвы захваченное некогда Витовтом верховенство над Новгородом и Псковом, когда же литовцы после смерти Казимира получили особого государя в лице Александра и временно потеряли поддержку Польши, сейчас же начались кровавые войны, во время которых победитель Иоанн уже в 1492 г. на счет Литвы выдвинул свои границы далеко на юг вплоть до реки Десны.
На первых порах более грозным врагом для Польши сделался Крым. Часть великой орды монгольской заняла Перекоп на Крымском полуострове и образовала в XV веке отдельную орду под главенством особой династии Гиреев. Находясь постоянно во враждебных отношениях с Золотой ордой, т.е. с татарами заволжскими, крымские татары искали сначала помощи в Литве, но когда в 1469 г. во главе их стал Менгли-Гирей, то он нашел более подходящего союзника в Москве, решившей свергнуть иго заволжских татар, и тем самым сделался врагом Польши и Литвы, воюющей с Москвой. Следовательно, обстоятельства сложились таким образом, что Москва в союзе с Крымом выступала против Польши и Литвы, соединяющейся с Золотой ордой, и, действуя наступательно, получала тем большую выгоду, что Польша, занятая прусскими и чешскими делами, не могла решительно обратить своих сил на восток. Дикие татарские полчища бросались на недавно еще возникшия селения Волыни и Подолий, все, чего нельзя было забрать с собою, уничтожали огнем и мечем, население забирали в неволю и уходили с добычей в свои далекия кочевья. Благодаря этому колонизационная и хозяйственная деятельность на Волыни и Подолий нуждалась в постоянной обороне, плуг должен был побрататься с оружием. Возникла особая система защиты южнорусских земель. Там, где оканчивалась дикая степь, отделявшая русские селения от татарских кочевьев, начинался ряд укрепленных замков, идя по линии Киева, Винницы, Брацлава и Бара. За одним рядом шел другой до Луцка, Львова и Каменца (Каменец Подольска). В этих «гродах» при известии о нашествии собирались окрестные жители с своим имуществом и защищались, пока татары не обращались в бегство при приближении войска. Однако такая система защиты не могла быть достаточной. Пока собиралась вооруженная рать для отражения нашествия, уже целые округа подвергались грабежу и опустошению, которого нельзя было поправить, разбив настигнутую татарскую орду и отобрав пленников и добычу.
Борьбу с татарами затрудняла начавшаяся в то же время борьба с Валахией и стоявшей за ней Турцией. По склонам Карпатских гор, в бассейнах Днестра, Серета и Прута, простираясь до берегов Черного моря, лежала страна малонаселенная, еще того менее цивилизованная, известная под именем Молдавии или Валахии. Польша столкнулась с ней уже во времена Казимира Великого, в момент занятия Червонной Руси. Валашские воеводы находили для себя выгодным покровительство Польши, поэтому со времен Владислава Ягеллы они признавали себя её вассалами и, обеспечивая этим себя от враждебных соседей: венгров, татар и турок, искали в союзе с Польшей торговых и, культурных выгод. Между тем турки после победы, одержанной на полях Варны, после завоевания Константинополя в 1453 г., отброшенные от границ Венгрии оружием Гуниадов, обратились к Черному морю и завладели его берегами, завоевав последнюю генуэзскую факторию в Крыму и захватив Килию и Белгород, два города, запирающие устья Дуная и Днестра. Валашским господарем был тогда Стефан IV, человек дикого, но хитрого и настойчивого характера, который помышлял достигнуть полной независимости и стремился к ней, возбуждая вражду между соседями: Польшей, Венгрией и Турцией, и перекидываясь от одной стороны к другой.
Итак на восточной границе Речи Посполитой накопилась масса трудных и запутанных дел и обстоятельств, требовавших решительных и хорошо направленных действий. О том, как и где следовало нанести первый удар, совещался Альбрехт со своим советником Каллимахом, об этом же держал он совет с братьями на сезде в Левочи в 1494 г., а потом еще в 1496 г. с братом Александром в Парчове. Какие там составлялись проекты и планы, никто не смог узнать, теперь же нам приходится с трудом только догадываться об этом. Фактически несомненно то, что старались отвратить столкновение с Москвой или, но крайней мере, отсрочить его. Так великий князь Литовский Александр в 1494 г., заключив мир с Иваном Васильевичем, старался упрочить его, женившись на его дочери Елене. Путем значительных уступок успокаивали одну сторону, чтобы с тем большей силой ударить на другую, туда, где были самые насущные интересы как Польши, так и Литвы. Самым важным фактором их благосостояния была торговля, в которой оне играли роль посредниц между далеким Западом и Востоком, владея двумя великими торговыми путями, соединяющими Черное море с Балтийским. Один из этих путей выходил из Крыма и через Киев и Вильно шел к Кролевцу (Кенигсбергу) и Риге. Началом второго был Белгород, дальнейшими этапными пунктами — Сучава, столица Молдавии, Львов и Краков, где путь этот разветвлялся к западу на Вроцлав и к северу по направлению к Гданску (Данцигу). Татары и турки, заняв Крым и Белгород, перерезали эти пути — самые жизненные артерии благосостояния и развития Польши и Литвы. Отстаивая их, нужно было отвоевать их вплоть до берегов Черного моря, добыть для одного из них Крым, а для другого — Белгород.
На первых порах ограничились этой последней задачей. Дорога в Белгород шла однако через Валахию, которую турки могли занять каждую минуту и из которой они могли сделать себе укрепленные ворота для нападений на всю Русь и Польшу. Итак братья Ягеллоны, заключая тесный союз в Левочи, советовались о завоевании Валахии. На Валашском престоле должен был сесть Сигизмунд, не получивший еще никакой короны.
Следовательно, огромный поход в Молдавию в 1497 г. под личным предводительством Альбрехта был великим народным предприятием. К сожалению, предприятие это не удалось. Прежде всего подвели Альбрехта братья, удерживаемые своими собственными подданными. Александр выслал ему на помощь только незначительный отряд, сам же со всеми силами Литвы стал в Брацлаве, удерживая татар и вместе с тем не спуская глаз с Москвы. Неспособный Владислав Венгерский не только не доставил вспомогательного войска, но даже не удержал венгров от оказания помощи Валахии, которую они всегда ревниво оберегали от поляков. Польское войско осадило столицу Молдавии Сучаву, но, когда осада затянулась, а болезнь Альбрехта, недостаток провианта и партизанская война, которую вел Стефан с помощью турок и венгерцев, вызвали волнение в лагере, было решено отступить через буковинский лес самым кратким, но вместе с тем и самым трудным путем. Во время печального отступления пала значительная часть польского рыцарства, так как мстительные валахи избивали все отстававшие от главного войска отряды.
Вслед за этой неудачей на Польшу сейчас же обрушилось два больших нашествия турок, которых сумел поднять против неё валашский воевода. Губительные полчища турок заходили в 1498 г. даже за Сандомир, пока суровая зима не принудила их к неприятному возвращению. Народное ополчение (посполитое рушение), собиравшееся медленно и недисциплинированное, не смогло предупредить опустошения страны, захвата пленников и добычи. Хуже всего было то, что исчезло обаяние, которое имело польское оружие до тех пор в этих странах, с этого времени стали свирепствовать татарские нашествия, ангел опустошения парил над Волынью, Русью и Пододией, и много здесь погибло плодов векового колонизационного и просветительного труда.
Первой задачей короля сделалось теперь отвращение от страны ужаса турецких нашествий. С этой целью предпринимаются многочисленные дипломатические переговоры с Венгрией, с Римом, с Венецией, Германией и даже с Францией, с которой Ягеллоны в 1500 г. заключают союз. Обеспечив себя таким образом с востока, Альбрехт обращает все свое внимание на дела Тевтонского ордена, новый магистр которого Фридрих, князь саксонский отказывался принести королю вассальную присягу. С какой решительностью принялся король за дело, окончательной целью которого должно было быть присоединение земель ордена к короне, и какой поддержкой шляхты пользовались и это дело, и вообще политика короля, несмотря на предшествовавшия неудачи — лучшим доказательством всего этого был сейм 1501 г. Это единственный сейм, который ограничил в пользу короля собственные прерогативы, признав за королем право созывать «посполитое рушение» (народное ополчение) без разрешения сейма. Внезапная смерть короля прервала эта проекты и заставила обратить внимание опять на восток, на Литву и Русь.
Буковинское поражение повело однако и к благоприятным для Польши результатам. Южная Русь, отрезанная от моря татарами и турками, лишенная своих сплавных путей: Днестра, Буга и Днепра, а тем самым и вывоза своих произведений, утратила основы своего материального развития, могла их искать только в Польше и, не будучи в состоянии думать о самостоятельности, должна была как можно теснее соединяться с Польшей. Точно также становившиеся все более смелыми нападения Москвы принуждали литовских можновладцев оглядываться на Польшу, которой они уже воспользовались для усиления своего личного положения, которой они старались во всем подражать при Казимире Ягеллоне, но от которой они до сих пор сторонились, опасаясь её перевеса и влияния. Теперь, когда упорный и настойчивый враг сильно теснил их, они, не имея другого исхода, спешили заявить свою приязнь к полякам. Поэтому в 1499 г. они возобновили унию, видя, что брак Александра на Елене, дочери Ивана Васильевича, не помешает новой войне. Когда же Брянск, Путивль и Дорогобуж попали в руки победоносного Иоанна, а гетман литовский Константин Острожский проиграл битву при Ведроше (1500), в Польше по смерти Альбрехта последовало избрание королем великого князя Александра, минуя любимого всеми Сигизмунда, и новое подтверждение унии в 1501 г. в Мельнике. Заключено было обязательство сообща выбирать короля польского и вместе великого князя литовского, собирать общие сеймы и вести сообща войны. После коронации и установления податей Александр немедленно выехал с польскими подкреплениями в Литву, чтобы успешнее вести войну с Москвой.
---
Владислав Ягеллон, первый сын Казимира и Елизаветы, род. в 1455 г., избран королем чешским в 1471 г., венгерским в 1490, умер в 1516 г., оставив сына Людовика. Казимир, второй сын, родился в 1458, умер 1483, причислен к лику святых в 1520. Ян Альбрехт, третий сын, родился 1459, избран польским королем в 1492 г., умер бездетным 8 июня 1501 г. Александр, четвертый сын, род. в 1460 г., вступил на литовский престол в 1492 г., избран на польский престол в 1501 г., умер 19 августа 1506 г. в Вильве. От жены Елены, дочери московского князя Ивана Васильевича, потомства не оставил. Сигизмунд, пятый сын, впоследствии король, Фридрих родился в 1468 г., сделан епископом краковским в 1488 г., с 1493 также и архиепископом грозненским, с 1495 г. кардиналом, умер в 1503 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.