He только в Польше, но и на Западе государство при первоначальном патриархальном строе его не имело никакой самостоятельности по отношению к государю. Государь был его единственным представителем и считал его своей частной, родовой собственностью. Поэтому было вполне естественно, что государство после смерти государя делилось между оставшимися его сыновьями, как и всякое другое частное наследство.
В тогдашнем наследственном праве было два отличительных принципа. Только тот мог требовать части наследства, кто был в состоянии сам управлять и распоряжаться им. Поэтому
дочери не получали никакого наследства (кроме приданного, состоявшего из вещей), малолетние же сыновья шли под опеку старших братьев и только достигнув совершеннолетия могли требовать выделения принадлежащей им части наследства. Кроме того, признавалось, что одному из оставшихся сыновей должно принадлежать первенство и самая большая часть наследства, как представителю рода. При этом старшинство и первородство не имели решающего значения. Самый способный, самый храбрый, наиболее любимый сын достигал или добивался от отца этой чести, всякий отец определял первенство обыкновенно на смертном одре.
На этом основании Польша уже несколько раз разделялась между несколькими королевскими сыновьями, но на том же основании получили первенство и власть Болеслав Храбрый, Мечислав II, Казимир Восстановитель, Болеслав Смелый и сам Кривоустый, хотя у троих из них были старшие братья. Понятно, что при столь шатком порядке наследования, при жажде власти, развивавшейся у наследников престола, вступление в права наследства никогда не обходилось без жестоких, кровавых споров. Дело кончалось обыкновенно тем, что тот, кто унаследовал первенство и самый большой удел, силой устранял братьев и других родственников и таким образом создавал себе и своему государству непримиримых врагов. Однако этот горький опыт не мог уничтожить обычая, глубоко вкоренившегося в умах народа. Ни один из государей не осмеливался его нарушить и установить иной порядок наследования для своих преемников.
Болеслав Кривоустый отважился сделать первый, правда, робкий шаг в этом направлении. Он не мог даже думать о том, чтобы, устранив принцип разделения, отдать одному из сыновей все государство и ввести порядок престолонаследия, основанный на первородстве. Такого постановления не уважал бы народ, а тем более обиженные сыновья, и оно сделалось бы, несомненно, причиной жестокого междоусобия. А Болеслав Кривоустый должен был прежде всего стараться о том, чтобы устранить для своих сыновей возможность такого междоусобия и раздоров. В последние годы царствования счастие его оставило. Походы в Венгрию, терзавшуюся борьбой претендентов после смерти короля Стефана (в 1131 г.), не достигли цели, слепой Бела удержался на престоле вопреки Борису, которого поддерживали поляки и русские. К тому же эти польские походы нарушили мирные отношения к Чехии и вызвали опустошительные набеги Собеслава чешского на Силезию, который принял сторону своего зятя Белы. Наконец, в дело вмешался германский император Лотарь II и на съезде в Магдебурге в 1135 году предписал условия мира, что значительно возвысило авторитет империи по отношению к Польше. Предвидя свой близкий конец, а вместе с тем и угрожавшие Польше опасности, Болеслав на смертном одре в октябре 1138 года решил предупредить какой бы то ни было ценой раздоры между сыновьями и ради этого точнее определил господствовавший порядок престолонаследия, не нарушая его принципов.
С этой целью он прежде всего каждому из сыновей назначил особую «дельницу» (удел): Владиславу Силезию, Болеславу Кудрявому (Kedzierzawy) Мазовию и Куявию, Мешку, прозванному Старым, Великую Польшу, Генриху землю Сандомирскую, самому же младшему Казимиру, как малолетнему, не дал никакого удела, но судьбу его, по принятому обычаю, поручил братьям его. Удовлетворяя таким образом нужды и честолюбие своих сыновей, Кривоустый стремился также и упрочить безопасность государства и, хоть в некоторой степени, сохранить его единство, ради этого он установил велико-княжескую власть, соединенную с владением Краковом и Краковской землей. Этой власти должны были подчиняться все князья, пользоваться ею должен был всегда «сениор», старший в роде, а, следовательно, после смерти Болеслава Кривоустого — первородный Владислав. В пределы власти великого князя входило также и управление Поморьем, как наиболее тяжелая и самая насущная задача Польши.
Разделение Польши между сыновьями Кривоустого было гибельно по своим последствиям, так как разделяло её силы, но ведь оно не было первым. Пагубным сделали его уже другие причины.
Прежде всего ошибка Болеслава Кривоустого заключалась в том, что он не завершил своей доблестной деятельности торжественной коронацией, как это некогда делали первые Болеславы. Пока сидел на престоле сам Кривоустый, в этом не было беды, но отсутствие королевского титула у его наследников производило то, что никто из них не имел над другими видимаго перевеса, никто не представлял целого государства, а вследствие этого принцип первенства ослаблялся.
Прежде Польша была гораздо больше, она занимала Закарпатскую Словацию, Моравию и Червонную Русь. В этих-то землях и получали прочие королевичи свои уделы, собственная же Польша доставалась нераздельной главному наследнику и давала ему такую силу, что он мог не обращать внимания на братьев, а тех, которые ему сопротивлялись, мог лишать наследства. Теперь, в момент смерти Кривоустого обстоятельства совершенно изменились. Осталось четверо совершеннолетних сыновей его, государство, уменьшившееся в своих пределах, не имело побочных земель, пришлось разорвать его на «дельницы», над сложением которых в одно целое столь усиленно работали первые Пясты.
Если бы еще «дельницы» младших сыновей Кривоустого ограничивались несколькими мелкими «поветами» и, все вместе взятые, исчезали перед владением монарха-сениора! Но дело было как раз наоборот. Краков с Силезией не уравновешивали Великой Польши, Куявии, Мазовии и земли Сандомирской. Слишком щедрое наделение младших сыновей было второй роковой ошибкой завещания, в этом отношении, вероятно, повлияло то обстоятельство, что женщина, стоявшая при смертном одре Кривоустого, была мачехой Владислава и матерью его младших братьев.
Наконец, и всем предшествовавшим королям, от Болеслава Храброго до Кривоустого, трудно было лишать наследства своих родичей, так как при этом им приходилось иметь дело с центробежным стремлением отдельных племен и шляхетских родов, однако они добивались своего, так как народ, в котором еще не было сознания самостоятельности, не высказывал своего мнения в политических делах, подчинялся без сопротивления сильнейшему и не вступался за изгнанных князей. Теперь же было наоборот. Решающим фактором был уже не народ, но многочисленная чиновничья и «можновладческая» иерархия духовная и светская — люди с большим честолюбием, желавшие во что бы то ни стало править и влиять на государя. Оттого они предпочитали нескольких князей, правящих одновременно, между которыми они могли во всяком случае выбирать и навязывать им свою волю, одному королю на всю Польшу, которому не нужно было настолько соображаться с ними, который был более склонен давать приказание, чем принимать их советы и предложения. Вследствие возникновения уделов появилось много новых должностей, так как князь всякой «дельницы» устраивался так же, как прежде государь всей Польши, у каждаго был свой воевода, скарбник, канцлер, мечник, стольник, чесник. Новые почетные должности, особенно должности воевод, открывали широкое поприще для честолюбия «можновладцев», увеличивали их значение и власть по отношению к отдельным князьям, а это заставляло последних делать все более щедрые пожалования церкви и «можным панам». Могли ли паны лишить себя всего этого добровольно? Могли ли допустить это, когда власть великокняжеская соединилась с владением Краковским уделом, с Малой Польшей, где традиция единодержавия имела самое слабое основание, где легче всего было уничтожить ее.
Это и было самой главной причиной того, что разделение Польши после смерти Болеслава Кривоустого упрочилось, а все усилия восстановить единство не имели успеха. Со стороны князей не было недостатка в подобных усилиях, но они приводили к печальным последствиям для них самих.
В тогдашнем наследственном праве было два отличительных принципа. Только тот мог требовать части наследства, кто был в состоянии сам управлять и распоряжаться им. Поэтому
дочери не получали никакого наследства (кроме приданного, состоявшего из вещей), малолетние же сыновья шли под опеку старших братьев и только достигнув совершеннолетия могли требовать выделения принадлежащей им части наследства. Кроме того, признавалось, что одному из оставшихся сыновей должно принадлежать первенство и самая большая часть наследства, как представителю рода. При этом старшинство и первородство не имели решающего значения. Самый способный, самый храбрый, наиболее любимый сын достигал или добивался от отца этой чести, всякий отец определял первенство обыкновенно на смертном одре.
На этом основании Польша уже несколько раз разделялась между несколькими королевскими сыновьями, но на том же основании получили первенство и власть Болеслав Храбрый, Мечислав II, Казимир Восстановитель, Болеслав Смелый и сам Кривоустый, хотя у троих из них были старшие братья. Понятно, что при столь шатком порядке наследования, при жажде власти, развивавшейся у наследников престола, вступление в права наследства никогда не обходилось без жестоких, кровавых споров. Дело кончалось обыкновенно тем, что тот, кто унаследовал первенство и самый большой удел, силой устранял братьев и других родственников и таким образом создавал себе и своему государству непримиримых врагов. Однако этот горький опыт не мог уничтожить обычая, глубоко вкоренившегося в умах народа. Ни один из государей не осмеливался его нарушить и установить иной порядок наследования для своих преемников.
Болеслав Кривоустый отважился сделать первый, правда, робкий шаг в этом направлении. Он не мог даже думать о том, чтобы, устранив принцип разделения, отдать одному из сыновей все государство и ввести порядок престолонаследия, основанный на первородстве. Такого постановления не уважал бы народ, а тем более обиженные сыновья, и оно сделалось бы, несомненно, причиной жестокого междоусобия. А Болеслав Кривоустый должен был прежде всего стараться о том, чтобы устранить для своих сыновей возможность такого междоусобия и раздоров. В последние годы царствования счастие его оставило. Походы в Венгрию, терзавшуюся борьбой претендентов после смерти короля Стефана (в 1131 г.), не достигли цели, слепой Бела удержался на престоле вопреки Борису, которого поддерживали поляки и русские. К тому же эти польские походы нарушили мирные отношения к Чехии и вызвали опустошительные набеги Собеслава чешского на Силезию, который принял сторону своего зятя Белы. Наконец, в дело вмешался германский император Лотарь II и на съезде в Магдебурге в 1135 году предписал условия мира, что значительно возвысило авторитет империи по отношению к Польше. Предвидя свой близкий конец, а вместе с тем и угрожавшие Польше опасности, Болеслав на смертном одре в октябре 1138 года решил предупредить какой бы то ни было ценой раздоры между сыновьями и ради этого точнее определил господствовавший порядок престолонаследия, не нарушая его принципов.
С этой целью он прежде всего каждому из сыновей назначил особую «дельницу» (удел): Владиславу Силезию, Болеславу Кудрявому (Kedzierzawy) Мазовию и Куявию, Мешку, прозванному Старым, Великую Польшу, Генриху землю Сандомирскую, самому же младшему Казимиру, как малолетнему, не дал никакого удела, но судьбу его, по принятому обычаю, поручил братьям его. Удовлетворяя таким образом нужды и честолюбие своих сыновей, Кривоустый стремился также и упрочить безопасность государства и, хоть в некоторой степени, сохранить его единство, ради этого он установил велико-княжескую власть, соединенную с владением Краковом и Краковской землей. Этой власти должны были подчиняться все князья, пользоваться ею должен был всегда «сениор», старший в роде, а, следовательно, после смерти Болеслава Кривоустого — первородный Владислав. В пределы власти великого князя входило также и управление Поморьем, как наиболее тяжелая и самая насущная задача Польши.
Разделение Польши между сыновьями Кривоустого было гибельно по своим последствиям, так как разделяло её силы, но ведь оно не было первым. Пагубным сделали его уже другие причины.
Прежде всего ошибка Болеслава Кривоустого заключалась в том, что он не завершил своей доблестной деятельности торжественной коронацией, как это некогда делали первые Болеславы. Пока сидел на престоле сам Кривоустый, в этом не было беды, но отсутствие королевского титула у его наследников производило то, что никто из них не имел над другими видимаго перевеса, никто не представлял целого государства, а вследствие этого принцип первенства ослаблялся.
Прежде Польша была гораздо больше, она занимала Закарпатскую Словацию, Моравию и Червонную Русь. В этих-то землях и получали прочие королевичи свои уделы, собственная же Польша доставалась нераздельной главному наследнику и давала ему такую силу, что он мог не обращать внимания на братьев, а тех, которые ему сопротивлялись, мог лишать наследства. Теперь, в момент смерти Кривоустого обстоятельства совершенно изменились. Осталось четверо совершеннолетних сыновей его, государство, уменьшившееся в своих пределах, не имело побочных земель, пришлось разорвать его на «дельницы», над сложением которых в одно целое столь усиленно работали первые Пясты.
Если бы еще «дельницы» младших сыновей Кривоустого ограничивались несколькими мелкими «поветами» и, все вместе взятые, исчезали перед владением монарха-сениора! Но дело было как раз наоборот. Краков с Силезией не уравновешивали Великой Польши, Куявии, Мазовии и земли Сандомирской. Слишком щедрое наделение младших сыновей было второй роковой ошибкой завещания, в этом отношении, вероятно, повлияло то обстоятельство, что женщина, стоявшая при смертном одре Кривоустого, была мачехой Владислава и матерью его младших братьев.
Наконец, и всем предшествовавшим королям, от Болеслава Храброго до Кривоустого, трудно было лишать наследства своих родичей, так как при этом им приходилось иметь дело с центробежным стремлением отдельных племен и шляхетских родов, однако они добивались своего, так как народ, в котором еще не было сознания самостоятельности, не высказывал своего мнения в политических делах, подчинялся без сопротивления сильнейшему и не вступался за изгнанных князей. Теперь же было наоборот. Решающим фактором был уже не народ, но многочисленная чиновничья и «можновладческая» иерархия духовная и светская — люди с большим честолюбием, желавшие во что бы то ни стало править и влиять на государя. Оттого они предпочитали нескольких князей, правящих одновременно, между которыми они могли во всяком случае выбирать и навязывать им свою волю, одному королю на всю Польшу, которому не нужно было настолько соображаться с ними, который был более склонен давать приказание, чем принимать их советы и предложения. Вследствие возникновения уделов появилось много новых должностей, так как князь всякой «дельницы» устраивался так же, как прежде государь всей Польши, у каждаго был свой воевода, скарбник, канцлер, мечник, стольник, чесник. Новые почетные должности, особенно должности воевод, открывали широкое поприще для честолюбия «можновладцев», увеличивали их значение и власть по отношению к отдельным князьям, а это заставляло последних делать все более щедрые пожалования церкви и «можным панам». Могли ли паны лишить себя всего этого добровольно? Могли ли допустить это, когда власть великокняжеская соединилась с владением Краковским уделом, с Малой Польшей, где традиция единодержавия имела самое слабое основание, где легче всего было уничтожить ее.
Это и было самой главной причиной того, что разделение Польши после смерти Болеслава Кривоустого упрочилось, а все усилия восстановить единство не имели успеха. Со стороны князей не было недостатка в подобных усилиях, но они приводили к печальным последствиям для них самих.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.